Сибирские огни, 1981, № 2
142 А Н А Т О Л И И З Я Б Р Е В эго,— спрашивают,— за марка такая? Где покупал? Какой завод выпускает?» Я сме юсь: собственный, говорю, завод. Жена в кабине сидит, сынишку на руках держит, младшенького, тоже смеется... Дима грезит.о личном легковике, зара ботать на машину он, конечно, не очень надеется, а вот так бы, как Мальцев, он бы, если бы, к тому же, с кем в паре, при содействии... Он, Дима, ведь автосле сарь. — А давай с тобой, а?— наклоняется он ко мне.— Одну на двоих. Для начала. А? Александра Ивановича попросим, если не ясно что... Материал я беру на себя. Да вай сделаем... Смастерим. Неужели вдво- ем-то не сумеем? Александр Иванович по может. Я устал и плохо слушал парня. Состоя ние очумелости, натянутости и в голове, и в позвоночнике, и в ногах-руках. С моими нервами на меня «поле» все-таки действу ет. Я склонен считать, что врач, эта добрая старушка, появляющаяся в бригадах, все- таки не врет, говоря, что мы судьбу свою испытываем, когда лезем в «поле» без комбинезона, без шнура заземляющего. Кто бы про это нам мог объяснить с большей авторитетностью? Без оглядки на то, что, дескать, это может вызвать у ра бочего народа нежелательную реакцию. Уверяю, нежелательной реакции не будет! Как не было ее среди рабочих тогда, когда академик Аганбегян, которого в Сибири любят за его прямоту, глубокую государ ственную объективность, написал в «Лите ратурной газете»: «...Сохранились старые представления о том, какие крепкие си биряки... они вовсе не обладают особен ным здоровьем. Скорее наоборот». Вернулся я в общежитие, разулся, умыл лицо и, не разбирая постели, лег поверх одеяла так, чтобы видеть над рамой в окне полосу неба. Вплыло в голову: отчего это а прошлом ученый народ, занимавшийся электриче ством, протягивал на этом свете не так уж долго? Многие лишь самую малость пере валили за мой возраст. Лебедев_46 лет Яблочков—47. Шиллинг—51 год. Гиль берт—58. Доливо-Добровольский —58... Другие — Ампер, Гальвани, Эрстед — ^ лет. Гляди-ко! И только американцу Сэмюэлу Морзе удалось перемочь восемь десятков. И это тогда, когда рядом, в пригороде, да в самом городе под фабричной тру бой простецкий мужик доживал и до 90 и до 100. ' Что бы на это мне молвила по такому поводу наша врачевальщица, старушка, пугающая работяг электрическим полем? Уж и верно, не оно ли, электрическое по ле, виной тому? Изгонять из тела натяжку, а из головы очумление я приладился способом, изо бретенным по пословице: «Голь на выдум ку хитра». А изобрел этот способ Генка Медункин, шофер из пассажирского авто хозяйства, мой приятель. Ну да, тот самый знаменитый Генка, который когда-то вмес те со своим другом Валеркой Шумским чуть не сжег дом, придумывая систему ав томатического отключения электроприбо ров в квартирах. Только теперь он не Ген ка, как в предыдущих записках он у меня значился, а Геннадий Федорович, потому что годы-то проскакали, и ходит он с пере валкой, огруэнелый и даже важный. Вете ран! «Чего тут неясного, да?» — свои глаза- квадратики топырит он реже, когда уж нельзя не топырить. «Во-первых,— поучал он меня,— надо от делаться от того места, где находишься. Отделаться. Короче: отдалиться. На сто миллионов километров. Не меньше. Зем лю свою чтобы увидеть величиной с арбуз И себя самого на этом арбузе. На арбузе! Рост, конечно, соответственный. И прочие габариты — тоже. Помнить, что ты на этом арбузе-шарике не один, рядом четыре миллиарда таких же типов. Вот и узри себя, изловчись. Непременно лежачим. На кровати лежачим. Оточень забавно выхо дит. Чего тут неясного, да? И глазом, дескать, поведи. Вокруг такие же арбузы-шарики. Другие планеты, зна чит. Летят они. Тоже у каждой своя ось в колесе. Тоже крутится...» Это он для... ну... для осознания своего места в этой бесконечной круговерти. Напряжение было в мускулах__и нет его. Забота была — и нет ее. Ловко! Смеюсь: можно разделить Генкино не доумение насчет того, отчего на такие изо бретения патенты не выдают. Польза-то явная! Придумай бы он, Генка, металличе скую штучку с болтами да с проводками, какую для того же дела надо было бы прилаживать к руке или к ляжке, ему бы Генке, уважение пошло, патент, премии и прочее. Лежу и пытаюсь ловить: отчего это лег кость наступает? Прислушиваюсь к рукам, ногам, а больше к полету соседних арбу зов-шариков, у которых оси торчат, похо жие на турбинный вал, скрепленный гайка ми. Кому-то во вселенной, каким-то си лам надо было, чтобы летели, крутились эти шарики... Усиливаю Генкину выдумку: воображе ние переношу на свое подреберье и вооб ражаю, что центр всех крутящихся, несу щихся арбузов, тайная сила их притяжения как раз и состоит в этом самом месте — у меня в подреберье. У-ухты! Это уж совсем ловко! Теперь я могу встать и до полночи писать свои дневник (неделю уже не запи- ' сывал). На ужин в столовку не пойду ну его. Батон вчерашний остался, хватит. В дверь постучали. ~ Да. да! — шумлю, еще не встав.— Войдите! Кто там? Но вспомнив, что самозапирающаяся за щелка открывается только изнутри (сна ружи не действует), я поднялся и повернул черную пластмассовую ручку. — Здра-асьте! — дверь распахнулась. Ьа-а! Тамара с ребятишками. Прикатили. Я их собрался ждать завтра, в субботу, а они вот. Явились — не запылились! Все они аккуратно застегнутые, ' подо бранные. У мальчиков белые воротнйки рубашек под куртками, у девочки легкий -
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2