Сибирские огни, 1981, № 2
Д И В Н Ы Е Д И В А 123 рекуры ежечасно, Нависнув изнеможенно грудью на лом, на тот его конец, крторый расплющен, имел возможность озирать эти горы и день, и два, и месяц... Все было так же: деревья и скалы как бы восходили, являя глазу новую картину. Не в этом ли заноза: рабочие, нажжен ные крутыми морозами, измаявшиеся тос кой по теплу, уехав отсюда в самые-самые благоуханные, сытые и сладкие виноград ные края, главной своей целью вдруг ста вят во что бы то ни стало вернуться сюда. Вот и я из тех же. Квадратная большая комната обита не крашеным деревом, притушена, где надо, полосками неяркой ткани, спадающими с потолка. Звуки шагов и разговоров глох нут. Секретарша озабоченно шелестит за столом бумагами. Она явно не из тех, ко торые подбираются специально для укра шения кабинетных преддверий. Сколько лет я здесь не был! Впрочем, здесь, в этой беззвучно-мягкой комнате, я никогда не был по той простой причине, что, когда я уезжал с Енисея, этой комнаты еще не было, и самого здания тоже. На этом месте были кучи камня, конструкции из досок и железа, женщины в тугих ком бинезонах, снующие сквозь пыль с рогаты ми носилками; в узких проходах откуда-то, из каких-то щелей плескалась вода. Тогда у нас было правило разговаривать криком, чтобы перемочь дырчание дрели, хлопанье плах, свист пробивавшегося из шланга воздуха, треск сварки, лязганье же леза, и сапогами топать, ставя ногу больше на каблук, чтобы слышать собственный шаг в хаосе звуков. Теперь же вот наоборот: и здесь, и ког да около, на лестнице ли, на площадке ли перед окнами надо заботиться, чтобы не выйти из общего стиля, и подошвой по пар кету да по шлифованному мрамору сколь зить, и говорить на полушепоте — иначе сам себя оконфузишь. Не перед кем-то оконфузишь, а перед самим собой же. В руке у меня тетрадный листок с реша ющим для моей жизни содержанием: «Ди ректору Красноярской ГЭС Растоскуе- ву Б, А. Прошу принять меня на работу по эксплуатации гидроагрегатов в качестве слесаря...» Секретарша говорит, что к нему пока нельзя, у него с утра прием для доклада. Она, добрая душа, не поднимая озабочен ного узкого лица от бумаг, прослеживает боковым зрением, кто входит в правую дверь, заподлчцо заделанную в доевесную стену. Я вопросительно ловлю этот ее взгляд, и она покачиванием головы отве чает: дескать, нет еще. Конечно, не должен он мне отказать, Борис-то Александрович. Вместе столько лет — от первого камня, от первой тран шеи... А с другой стороны: нэс-то, строителей, монтажников, были тысячи. Ну-ка, если все (не все, хотя бы третья, пятая часть) по прут к нему в эксплуатационники! Попрут на том основании, что вот, мол, помнишь, начальник, вместе в котловане камни ла дошками обтирали, на монтаже, в подзем ной спиралке, чад сварочный глотали, сами ладили, теперь же сами хотим и рулить- править. Это когда завод, комбинат какой-нибудь ставят: всех, кто строил, милости просим, оставайтесь (объявления на этот счет на каждом столбе вешаются), всем дело сы щется в цехах. Гидроэлектростанция же — нет, она сразу к тем, кто ее сотворил, по ворачивается боком, а то и затылком: сту пайте, ступайте подальше.- На то она и водяная гидроэлектростанция, чтобы с ма лым числом людей давать большую энер гию. А может, он и не помнит меня? Нас-то, повторяю, тысячи были.’А он, генеральный заказчик, генеральный приемщик,— один. Мы клали водобойную плиту. Пришел он ночью, влез в блок и, передвигаясь на кор точках, стал постукивать молотком по скальной тверди. Многие из нас тогда не знали, зачем это и что это за мера такая. Он, поднявшись и отряхнув колени от при липшей к штанам каменной трухи, объ яснил: — Вы, ребята, вот так определяйте. Как забухтит, значит, не годится. Глубже, зна чит, забуривать надо. Или цемент вгонять будем. Не стесняйтесь, ко мне приходите, что не так, сообщайте. Что не получается, тоже говорите. Вместе подумаем, оно, гля дишь, и получится как надо. На сто лет ставим. От основания зависит крепость пло тины, от подошвы. Генка Медункин, богатый на фантазию, какая не всегда приводила его в ладные ситуации, старавшийся первым все пере хватывать, тут же оттопырил левую ногу в кирзухѳ, придавил ее сверху рукой. — Видали? — молвил Генка, озирая бри гадников выпученными глазами.— Вот так. Попробуйте, кто сдвинет. Ну, пробуйте. Генкин сапог стоял на зачищенной скаль ной тверди, парень давил себе на колено так, что аж шеей эабагровел, и сапог от этого его усилия как бы припаялся. Мы не поняли, что это наш фантазер изображает. Борис Александрович, стоявший ссутулен- но, тоже не улавливал, но, вдруг выпря мившись) блеснул глазами, рассмеялся: — Что ж, пожалуй... Чем плотнее, гово рю, подошва к основанию, тем крепче пло тина. Ха! Это плотину Генка наш изображал. Принялись парни его сталкивать, коль пло тина он. Первым налетел его друг Валерка Шумский, тогда еще с белесым пушком вместо усов, кто-то с другого боку, вышла «куча мала». И Генка, оказавшийся под са мым низом, физиономией в песчаниковой трухе, рассерженно отплевывался, говоря: — Это не в счет. Не считается. Ногу од ну сталкивать надо. А вы, олухи, налетели! Вот давайте снова. Шиш столкнете. Во, приварил! Нога у Генки оказалась действительно как приваренная. И с носка пробовали ео сдвинуть, и с каблука. Ни туда, ни сюда. Мускул ли крепок у фантазера, или каучу ковая подметка так припаялась. Его-то, Генку, запомнил генеральный приемщик (так мы его окрестили, хотя
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2