Сибирские огни, 1981, № 1
МИР ГОВОРИТ О ШУКШИНЕ 181 Решение разинской темы в романе Ш ук шина принципиально иное, чем у его пред шественников — А. Чапыгина и С. Зло бина. Последние воздерживались от малей шего субъективного комментария. События подавались ими эпически широко, на исто рической дистанции, как стихийное народ ное движение, которое выдвинуло такую богатырски - могучую, великодушную и ге роическую фигуру, какой она была созда на народной легендой. Разин был у А. Ча пыгина и С. Злобина героем, не знавшим колебаний, сомнений, мук совести, великой скорби или апатии. Шукшин разрушает этот канон. Его новый взгляд на уже знакомый материал, раз мышляет Л. Дебюзер, заставляет невольно вспомнить высказывание А. В. Луначарского О художественной специфике Генриха Гей не: «Он всегда старается найти оригиналь ные, неожиданные стороны предмета, старается показать этот предмет с совершенно новой стороны. В про изведениях Гейне мир отражается в выс шей степени с у б ъ е к т и в н о . Он при дает изображаемым предметам эмоцио нальный характер, который создает его с о б с т в е н н о е «я» из настроения... Это значит, что он проецирует на свои худо жественные персонажи то, что происходит в нем самом». Важной особенностью поэ тики романа исследователь считает его п о- л м ф о н и ч е с к о е содержание, так как восприятия Шукшиным Разина и русской истории очень многослойны. Тонким пониманием самобытной писа тельской индивидуальности Шукшина, ис токов ее «одухотворенного реализма» про никнуты раздумья болгарского критика Ива на Цветкова. «Простодушные и мудрые старики, рано созревшие юноши — буду щие Ломоносовы, неисправимые правдо любцы и чудаки, которые носят в крови восхищение прекрасным, артистичное на чало в жизни, буйные головы, не боящиеся смерти, обыкновенные «работяги», которые всю жизнь могут хранить глубокое и силь ное чувство, и наряду с ними — красивые звери и хищники или обезличенные город ские интеллигенты, утратившие н а р о д н у ю н р а в с т в е н н о с т ь . И чувство юмо ра, и ирония, и сарказм, и боль за человека, и восхищение им, и постоянный трепет, и тревога о его судьбе, о* пути, ко торый он избрал,— этим исполнены рас сказы Шукшина». Главный герой, которого он живописал и играл,— коренной тип рус ской жизни, человек взыскующий, беспо койный, «странник». По-своему оценил народность творчества Шукшина венгерский кинорежиссер Ф. Ко ша, объяснивший впечатляющую силу «Ка лины красной» незаурядностью личности ее создателя, тесными связями с жизнью на рода, бесценным постижением человече ской природы. «Когда я видел Шукшина в фильме, то возникало чувство, будто пере до мной лица многих миллионов русских людей. Хотя я знаю, что Ш укшин был толь ко один со своим талантом и несравненной личностью..., он все-таки показывал весь народ». Народность трактуется многими критика ми как ч е р т а таланта Шукшина и как показатель творческой действенности и не иссякаемости художественной традиции в наши дни. Леон Мириш (Франция), выра жая точку зрения многих в своей стране, убежденно писал: «Есть в его новеллах не что замечательное, простое и верное,„ , И некий сорт поэзии, той поэзии, к кото рой приучили нас Тургенев и Чехов, рожда- еѴся из этих терпких страниц, нежных и в конце концов беспощадных». Проявляя тонкое понимание закономер ностей русского историко - литературного процесса, Иван Цветков (ВНР) подмечает, что Шукшин-прозаик «с неподражаемой и ненавязчивой силой продолжал традиции той с о в е с т л и в о й литературы, на чатой Толстым, Достоевским, Чеховым, ко торая помогла русскому человеку познать самого себя и освободиться от духовного рабства привычек, предрассудков и зажить настоящей жизнью». Традиции восприняты им на уровне не столько внешне узнавае мом, сколько глубинном. Нет ни одной серьезной статьи, в кото рой бы не утверждалась мысль о Ш укш и не как преемнике гуманистических тради ций «святой русской литературы» (Т. Манн). Вместе с другими советскими писателями он дает представление зарубежному читателю о духовном облике гражданина Советского Союза, как, в свое время, по книгам До стоевского и Толстого Запад судил о «за гадочной русской душе». Все более входит Шукшин в сознание современного челове ка как классик советского рассказа, как блестящий продолжатель традиций, истин но народный писатель, сказавший новое сло во о русском характере. Он показал не обозримое богатство современной жизни как богатство человеческих характеров и наивысшее проявление человечности. «Нас не покидает ощущение, что это не литера тура, а сама жизнь,— констатирует И. Цвет ков.— Такова иллюзия большого и правди вого искусства». А чешский «Литературный ежемесячник» видит в Шукшине «достой ного наследника больших гуманистических традиций русской и советской классики, особенно Лескова и Зощенко». Творческие связи Шукшина с русской и советской литературой рассматриваются зарубежной критикой не только в оценоч ном плане. Как известно, это один из пу тей, ведущих к уяснению национальной ти пологичности и индивидуального своеобра зия его писательского творчества. Ориентация Шукшина на классику отлича ется большой широтой и многознач ностью. Чаще всего сопоставляются Ш у к шин и .Чехов, Ш укшин и Достоевский, Шукшин и Шолохов. И не только с целью подчеркнуть место и роль советского про заика, но и для того, чтобы уяснить важ ные особенности его метода, найти неко торые новые аспекты в рассмотрении его связей с русским реализмом. Каролина де Магд-Соэп (Бельгия) высту пила на V III М еждународном конгрессе славистов в Югославии (сентябрь 1978 го да) с докладом «Традиции Чехова в совре
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2