Сибирские огни, 1981, № 1

Е. ЦЕИТЛИН 174 Иванова осмыслялось здесь прежде всего через собственный человеческий опыт. Вот женщина, о которой мы знаем, толь­ ко ее фамилию (Осоргина) и профессию (машинистка) признается: «Поверите ли, я три акта проплакала и от слез ничего раз­ глядеть не могла» Один из рабочих рассказывал после спектакля: «Отдельные моменты воскреша­ ют в памяти мои собственные воспомина­ ния. Пьеса написана простым, ясным и правдивым язы ком»1 2. Так же рассуждал и вагоновожатый Белов: «Постановка пье­ сы, хорошая игра артистов, подходящие к действию декорации заставили меня еще раз пережить моменты борьбы». Рабочий Невского завода Паялин, ото­ звавшись в «Красной газете» о постановке «Бронепоезда 14-69» в Ленинграде, не со­ мневался: раз спектакль производит на. зрителя сильное впечатление, значит пьеса «не выдумана автором, а пережита им са­ мим» 3. Рабочие воспринимали историю, расска­ занную писателем, как прямую и точную запись подлинных событий. И не отделяли позицию героев от точки зрения автора. В пьесе Вершинин делится с матросом Зно- бовым, представителем подпольного рев­ кома, своими сомнениями: «Броневик-то брать. Миру побьют много, как снег в по­ лынью, несет народ смерть». Подобно не­ которым другим литературным героям 20-х годов. Знобов разделял идеи революцион­ ной жертвенности. Он думал о великой цели, которая искупает любую смерть. И он ответил: «Жалко тебе? Пустяковину говоришь, Никита Егорыч! Чего народ жа­ леть? Новый вырастет». Именно такова по­ зиция героя. По мнению же Всеволода Иванова, подлинный революционный гума­ низм предполагает и заботу о людях, ко­ торые живут рядом, и думу о людях, ко­ торые придут после. Эту мысль писатель не раз высказывал в те годы, высказывал и в «Бронепоезде». Предлагая «упропаган- дировать» американца, Васька О корок (в пьесе) возразит мужикам: «Обождь! Убить? Убить завсегда можно. Очень просто — плевое дело убить...» Но рабочий Кузнец­ кий не соотносил слова Знобова с голосами других героев, а потому видел здесь недо­ статок пьесы 4. Немецкий журналист, посмотревший спектакль МХАТа, заметил в «Бронепоезде 14-69» «проявление русского национального характера». Он заявил: это «постановка, за­ хватывающая своей новизной и силой. Сце­ не с китайцем позавидовал бы любой евро­ пейский драматург, до того она сильна и сценична. Однако сама эта сцена возмож­ на только в русских условиях, на русской почве, так как подобное геройство свойст­ венно только русским людям. Французы, англичане или немцы никогда не стали бы останавливать бронепоезд своими телами, 1 «Современный театр», 1927, № 12, с. 190. 1 «Рабочая Москва», 1928, 22 января. 3 «Красная газета». 1927, 11 ноября. * «Рабочая Москва», 1928, 22 января. а попытались бы сделать это каким-нибудь иным, техническим путем» 5. Читатели и зрители, которые могли сами послужить прототипами того или иного ге­ роя, как правило, были пристрастны в сво­ их суждениях, Так, китаец Иванов — слу­ шатель Восточного университета — гово­ рил о Син Бин-у: «Непохожий китаец. И ходит не как китаец и говорит тоже не как китаец»6. А некоторые из профессио­ нальных партийных работников нашли не­ жизненным образ председателя ревкома Пеклеванова. Но в целом социальный критерий в оцен­ ках читателя и зрителя оказывался верным и точным. Он не противостоял критерию эстетическому. Интересно сравнить эти сценки с суждениями профессиональных критиков. Критические баталии по поводу спектакля «Бронепоезд 14-69» в прессе тех лет ока­ зались на редкость бурными, хотя все ре­ цензенты и отмечали новизну темы в ре­ пертуаре Художественного театра, обраще­ ние его к революционной- современности. 4 декабря 1927 года в журнале «Красная нива» появился даже символичный шарж Е. Мандельберга «Новое расписание поез­ дов во МХАТе— 1». На мчащемся бронепо­ езде был изображен Качалов в роли Вер­ шинина, а у пушки — постановщик спек­ такля Станиславский и Вс. Иванов. Однако сколь различной была трактовка этого факта! Вот статья «Правды». Видный критик той поры П. Керженцев назвал «Бронепоезд» «большим этапом театра». Ощущение праздника, радостные восклицания встреча­ лись во многих публикациях. «Поздравля­ ем I МХАТ с прекрасным спектаклем! — писала 19 ноября 1927 года «Рабочая М ос­ ква».— На сцене Художественного театра зритель впервые увидал настоящих рабо­ чих и крестьян, творцов революции...» Совсем по-другом у встретила постанов­ ку вульгарно - социологическая критика: она в те годы доходила до призывов вооб­ ще закрыть МХАТ как буржуазный театр. Рапповцы решительно называли «Бронепо­ езд» реакционным спектаклем. Аргументы противников постановки бы­ ли просты и безапелляционны. «Революции в спектакле нет, сколько бы на сцене там ни палили из винтовок и даже из орудий,— писал в «Вечерней Москве» за 21 ноября 1927 года В. Блюм.— Есть впечатление от революции — автора и театра... Спектакль в целом занят только «техникой» револю­ ции, которая слабонервному театру и ав­ тору представляется «ужасно страшной»... Отсюда этот мрачный колорит всего спек­ такля. Светлые тона театр нашел лишь для изображения своих любимцев — дядей Ваней и тетей Маней»,.. В то время как «левые» критики высту­ пили с нападками на спектакль МХАТа, ра­ бочие-комсомольцы встали на его защиту. Один из диспутов, посвященных постановке «Бронепоезда 14-69», провела редакция 6 «Современный театр». 1927, № 12. с. 190. 6 Там же.