Сибирские огни, 1981, № 1
166 ГРИГОРИЙ ЕРШОВ Судьба еще раз свела меня с Лагуновым уже в Москве, когда он принес в одно из детских издательств, где я был главным редактором, свою книгу, написанную для детей. — В детскую литературу меня привела сама жизнь,— говорил он тогда.— Дочки подрастают, пишу для них, а думаю о мно гих других октябрятах, пионерах. Попросил я, помню, своих сотрудниц «со орудить чай», и вот наливаю гостю, памя туя таджикские обычаи, зеленый чай в большую пиалу. И наливаю, что называется, по-русски, полнехонько, до краев. А гость засмеялся: — Будь я в Таджикистане, смертельно бы обиделся за такой прием... Оказывается, по восточным обычаям, ес ли ждешь от гостя умных речей, не при нуждай его пить много воды, не мешай беседе, налей для приличия на один-два глотка. А вот если не ждешь от гостя ум ных слов, потчуй его поболе чаем и сладо стями, чтобы не было ему времени попу сту болтать. Теперь Константин Лагунов давно на род ной сибирской земле. Он старейшина тю менских писателей. По-прежнему много ез дит, часто встречается с героями своих на писанных и еще, не написанных книг. А пи шет. он іи о 'Нефтяниках Самотлора, и о рыбаках Оби, Иртыша и Тобола, и о хле боробах Приишимья, и о лесорубах Конды, и о строителях новых городов, дорог и нефтепроводов. Романтическим прологом открывается первый роман К. Лагунова «Ордалия». «Густая и клейкая предрассветная тиши на обволокла деревья, затопила таежные прогалины и буераки, подмяла ночные зву ки и запахи. Тайга затаилась, как рысь перед прыж ком... ...Сквозь завалы и чащи мчался лось... С треском, похожим на выстрелы, лома лись сучья. Самец был матерый, темно-бу рый с проседью, в светлых «чулках», с бе лым подбрюшником... В помутненном взгляде огромных немигающих глаз, в над рывном утробном голосе сивого великана — страстное ожидание... На поляну валкой рысцой выбежала мо лодая лосиха... Вдруг из лесной глуши, как запоздалое эхо, долетел хрипловатый рев: отозвался соперник. Дрожь прокатилась по могучему телу сивого. Глаза стали красными. Он грозно рыкнул. Невидимый соперник тут же от кликнулся — принял вызов. Он был моло же и стройней... Большие, будто вытесан ные из черного камня рога казались неве сомыми на легко и гордо вскинутой го лове. Старый самец ринулся навстречу про тивнику... С грохотом сшиблись разлапи стые рога. Опыт и сила были на стороне старшего. Жестоко сопротивляясь, молодой медленно отступал. В последний удар матерый самец вложил всю свою ярость. Смертельно раненный молодой лось забил копытами, рассыпая вокруг кровавые брызги, упал бездыхан ным. Рога при ударе сцепились намертво, пригнув к земле и победителя... Сивый... рванулся, но мертвый не пустил живого... Они лежали лоб в лоб. М олодой и старый. Живой и мертвый. Победитель и побеж денный... Сивый безжизненно распластался на земле: смирился, сдался... Смерть при мирила соперников и соединила навеки». Так начинается этот роман, в котором, казалось бы, «злой гений» побеждает но сителя добра. Но читатель все время пом нит бой лосей в тайге и начинает осозна вать смысл пролога. Ничто на земле не проходит безнаказанно. Два человека сталкиваются в романе: начальник поисковой геологической экспе диции Юлий Кузьмич Мельник и главный геолог экспедиции Пантелей Ильич Руса ков. Надежно замаскированный подчеркнутой демократичностью и солидным организа торским опытом, Юлий Кузьмич безнравст венен в главном: все помыслы, связанные с открытием нефти, он заранее подчинил своекорыстным целям, любыми путями до биваясь прежде всего личного успеха. Его сильная воля, предприимчивость, смелость лишены самого важного — духовного нача ла, высоких нравственных принципов. Но все это он умеет маскировать и на любое критическое замечание в свой ад рес готов сразу же дать ответ ясный, не двусмысленный и столь решительный, что все сказанное люди воспринимают как ис тину. Эта начальственная откровенность подкупает людей, мобилизует их на пре одоление любых трудностей, которые за частую лишь на словах выглядят объек тивными. Пантелей Ильич Русаков -— человек сов сем иного склада. Он бескорыстен и бес предельно честен как в своих помыслах, так и в поступках. Да, разведка большой нефти — это и его главная мечта, и цель его жизни. Все свое время, не щадя здоровья, Русаков отдает поискам надежных и верных путей к нефтяной жиле. Но, по его мнению, добиваться этого нужно не «любой ценой», не «через любые лишения и жертвы», как то считает Мельник. Во всем, что бы он ни делал, Русаков прежде всего думает о че ловеке, его благополучии и счастье. Для разоблачения Мельника писатель придумывает интересный сюжетный ход. Однажды на ту таежную поляну, где ле жат скелеты схлестнувшихся намертво ро гами лосей, приходит Русаков, чтобы в оди ночестве и таежной глуши детально обду мать план наиболее эффективной и верной разведки этого места. И сюда же приходит молодой охотник-манси и вручает Русакову линялую, сморщенную полевую сумку, ко торую четверть зека назад нашел в этих краях его отец вместе с трупом человека. Отец похоронил погибшего, а сумку спря тал в тайге и забыл о ней, и лишь недавно вспомнил и отдал сыну. Тот нашел в сумке дневник геолога Вавилова, почитал его — там все о нефти. Парень и решил отдать этот дневник в экспедицию.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2