Сибирские огни, 1981, № 1
ОКУРОК 121 жгучий, насущный, жизненный для многих еще в Тарловке. Вот я и по вторяю: что есть главное в опубликованном фельетоне? — Подпись! — выкрикнул Лень.—Ваша подпись в конце послед ней полосы. Вы благословили Шубкина. Верней, вы вместе с ним сде лали из инвалида войны трутня. —- Товарищ Лень,—Ким Васильевич строго посмотрел на взъеро шенного очкарика,— вы на бюро, ведите себя соответственно. Столетов опустился на стул, это означало, что выступление свое он закончил или отказался,от него. Зоя Петровна поддернула рукав виш невого нарядного костюма и приложила ладонь к виску. Часы на за пястье обнажились, было на них без двадцати девять. Ким Васильевич кивнул: вижу. Но не прерывать э$е заседание, не переносить же обсуж дение фельетона на следующее бюро. «Фельетон обсудим, а утвержде ние Леня перенесем,—подумал Ким Васильевич,—Столетов кое в чем прав: субъективное расследование, никем не порученная титаническая работа». — Кто будет говорить? —По лицам членов бюро он увидел, что усталость со всех слетела, лица были, как умытые, в глазах светилась решительность. От того, что загляделся на лица, не сразу увидел под нятые руки. Прокурор просил слова. И военком, молодой подполков ник, как примерный ученик, поставил локоть на стол и вытянул вверх сжатые пальцы. И директор совхоза «Прогресс» машет возле уха ла донью, жаждет высказаться. А ему добираться до дому тридцать кило метров. Без двадцати девять, и все хотят говорить. Зоя Петровна звонила домой. Ким Васильевич и Молодцов сидели на диване, откинувшись на низкую спинку, вытянув ноги. — Папа, ты как ребенок,—отчитывала отца Зоя Петровна.— Кар тошка переварилась! Картошка остыла. Себя-то ты' подогрел, не дал замерзнуть. Чего ты дышишь в телефон? Что доказываешь?.. Иван Андреевич,— она прижала трубку к груди, повернулась к Молодцову,— вы как приедете, так он думает, что ему тридцать лет, а не восемьде сят. Вы, говорит, меня бросили, я вам не компания... Папа! —закрича ла она в трубку.—Немедленно ложись спать. Иван Андреевич сегодня ночует в гостинице, завтра продолжите. Приоткрыв дверь, в кабинет заглянул военком. — Ким Васильевич, примите извинения, но я так и не понял, какое решение приняло бюро насчет Шубкина? — Не было никакого решения,—ответил Ким Васильевич,—Шуб- кин сотрудник редакции. Редколлегия, редактор будут решать. — Все ясно,— военком козырнул и закрыл за собой дверь. Молодцов поднялся с дивана. — Ему все ясно, мне тоже. А вам? — Мне тоже ясно,—ответила Зоя Петровна,—жнем, что не сеяли, но доращивали. Знаете,- из чего он завелся? Из малодушия. Дрогнули душой наши предшественники, когда в центральной газете пропечатал ся Шубкин. Не хватило этой самой души сказать: не дадим Прокофьева в обиду, не Шубкян ему судья. Дали в обиду. Ким Васильевич вдруг почувствовал, как ему хочется быстрым шагом пройтись по кабинету: вперед и с крутым поворотом обратно. Так бегал сегодня по залу заседания молодой редактор «Зари». Редак тор Лень. Утвердили все-таки. Молодцов уснул. Опустился на диван и в какую-то секунду нырнул в сон, издав выразительный храп. Зоя Петровна растерялась, стала звонить, вызывать машину. Потом подошла к Молодцову, тронула его за плечо.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2