Сибирские огни, 1981, № 1

120 РИММА КОВАЛЕНКО и положил перед собой. И у Шубкина блокнотик наготове. Молодцов сидел напротив Шубкина. Блокнотом загодя не обзавелся. Зоя Петров­ на передала ему листы из стопки, лежащей посреди стола. Молодцов сразу принялся что-то рисовать, поглядывая на Шубкина, и Ким Ва­ сильевич подумал: «Полный набор мастеров своего дела: писатель, фельетонист, руководители местной прессы». — Переходим к следующему вопросу.— Ким Васильевич поднял­ ся, хотя до этого вел бюро сидя,—Поступило заявление редактора рай­ онной газеты «Заря» товарища Столетова с просьбой освободить его от занимаемой должности по возрасту и состоянию здоровья... Когда удовлетворили просьбу Столетова и выслушали его предло­ жение о новом редакторе, Зоя Петровна тут же подбадривающе пото­ ропила Леня: — Слушаем вас, Онуфрий Петрович. Он вдруг опустил голову, очки соскользнули. Подхватив их на ле­ ту, Лень застыл. Пауза затянулась. — Слушаем вас,—повторила Зоя Петровна. , Пересилив в себе что-то, Онуфрий Петрович поднял голову, наце­ пил очки и посмотрел в сторону Шубкина. Слова прозвучали без инто­ нации, заученно. — Я просил бы (мое утверждение рассмотреть после' обсужде­ ния фельетона «Трутень под опекой». Дело в том, что я, если меня утвердят, не смогу работать с литсотрудником отдела писем Шуб- киным. Рука Молодцова дернулась на листе. Зоя Петровна сжала губы и обвела взглядом членов бюро. — Почему? — голос ее прозвучал строго и неприязненно.— Ваше заявление, Онуфрий Петрович, по сути граничит с обвинением. Онуфрий Лень рывком отодвинул стул, вышел из-за стола и быст­ рым шагом пошел вдоль него. Одна рука у него была в кармане, другая секла воздух в такт словам. — Я наглотался достаточно пыли, листая старые подшивки, читая так называемые фельетоны и критические обличения Шубкина. Я про­ шел по следам многих его выступлений, протянул нить между его сло­ вом и практическим результатом, который породило это слово. Горе людское, страх, позор длительный и несмываемый — вот что есть ре­ зультат его деятельности. Я не могу сейчас подробно рассказать о всех деталях своего расследования. Это большой материал, я представлю его в любой час. И о последнем фельетоне Шубкина не буду говорить, он сегодня в повестке дня. Скажу только об окурке, который якобы съел Лошкарев. Это вершина вранья, цинизма, это безнаказанное мор­ дованье человека. Молодцов не сдержал слова. — А вы все-таки скажите о последнем фельетоне все, что думае­ те,— проскрипел он. Последнего фельетона Шубкина первым коснусь я.—Со своего места тяжело поднялся Столетов.—Вы, Онуфрий Петрович, закончи­ ли? Благодарю вас. Обвинения заместителя редактора товарища Леня, как я уяснил себе, сводятся к одному: материалы Шубкина, опублико­ ванные в «Заре», не есть критика, а есть проявление субъективизма в ней. Оставим пока в стороне расследование Онуфрия Петровича, к слову, тоже субъективное, подогретое нелюбовью к Шубкину, а пото­ му пристрастное, и перейдем к конкретному вопросу из повестки дня, к фельетону «Трутень под опекой». Начнем с ответа: что есть главное в этом материале? Личность Лошкарева или тот вопрос, который в фельетоне поднят? Лошкарев, я это и сам могу подтвердить, добрый человек, с незапятнанным прошлым. А вопрос, касающейся жилья__