Сибирские огни, 1981, № 1

ОКУРОК 109 — Товарищ Столетов... —Ким Васильевич поднял голову, в инто­ нации прозвучало: ну, зачем так, дубовыми параллелями? — Я думаю, товарищи, предварительное обсуждение вопроса можно считать закон­ ченным. Все остальные соображения —на бюро... Зимы в Тарловке славились своей суровостью. Морозы нормаль­ ные, среднесибирские, а ветры как бы собственного производства. По­ гуляв по (Кулундинским зимним полям, полизав ледяную корку снегов, они с яростью врывались в районный центр и, запинаясь о двухэтаж­ ные кирпичные здания, закручивали такие штопоры вокруг бревенча­ тых домов, что без всякого распоряжения отдела народного образова­ ния учителя начальных классов не выходили на работу, а райком комсомола проводил по вечерам рейды «пурговой профилактики». На­ прасно Зоя Петровна Ворожея зажимала ладонями уши, всем своим видом показывала, как ужасно звучит эта «пурговая профилактика». На устах жителей Тарловки обход улиц и тупичков в снежной круго­ верти назывался только так. Ким Васильевич в такие вечера читал. Жена наглухо задергивала шторы на окнах, включала .телевизор, сын уходил с отрядом «пурговой профилактики», а он перебирался на кухню, стелил на клеенку стола чистый лист бумаги и раскрывал книгу. Об этом только емѵ известном состоянии даже близкие люди не знали. И объяснить им это невозмож­ но, Для этого надо было прожить его жизнь: родиться в сороковом году и в четыре годочка научиться читать. Дом был маленький, в одну ком­ нату; он, мать, бабушка и старшая сестра матери —все они жили в этой комнате. Многим в то время подселили эвакуированных, а им нет. Эвакуированные приходили послушать, как он читает. Он знал наизусть много стихотворений, но это никого Не интересовало. Удивляло, что он, маленький, недомерочек даже для своих четырех лет, читает газеты. Он не задумывался над тем, почему они, грамотные люди, просят его почи­ тать, почему плачут. От всех статей, которые он читал, в памяти оста­ лись заголовки: «Песня на передовой», «Награда нашла героя», «Доб­ рые вести из далекого тыла». Война косила людей, горели на Западе города и деревни, а он читал бодрые заголовки, и они помогали жен­ щинам справиться со страхом и сомнениями. Он до сих пор помнит за­ пах своего дома, голоса женщин, нагретое ватное одеяло на печке, на котором он спал. И еще помнит головокружение, осязаемое чувство по­ лета, когда читал книжки сам для себя. Никому никогда не рассказы­ вал, что и сейчас, погружаясь в чтение, ощущает кружение, как при полете. В этот вечер под завывание ветра он читал «Американскую траге­ дию», сердясь на себя, что не отрывается, кружась, от земли. Мешала Катя, которая то и дело заходила на кухню, мешал Лешка, выкрики­ вающий в коридоре дурацкие слова: «Он же бронтозавр! Он же завер­ нутый, этот Пугач!» Как поставили телефон в коридоре, так с тех пор одни разговоры: надо, надо перенести его в большую комнату. Ким Ва­ сильевич закрыл книгу. Видимо, не только всякому овощу свое время. Книге тоже. Эту трагедию надо было читать лет двадцать тому назад. Тогда бы он покружил. — Так что говорят синоптики? —спросил он у сына, входя к нему в комнату и разглядывая Знакомый хлам, которым Лешка завалил свое довольно просторное жилье. —На что нацелились в ближайшие сутки хляби небесные? Лешка одевался. Стоял посреди комнаты и водил вокруг глазами, что-то выискивал. Не дождавшись ответа. Ким Васильевич сел на край тахты, сдвинув в сторону книги, шарф, а также цветные незаточенные карандаши, которые вдруг выскользнули из порванной коробки и посы­ пались на пол. Такая милая мальчишеская черта —безалаберность. Но