Сибирские огни, 1980, № 12

80 ЭДУАРД БУРМАКИН Слишком большая, коренная перестройка должна была произойти во мне, в моем отношении к Альке, чтобы понять до конца случившееся. Я думал, что это — венец, материализация нашей любви, драгоценная награда или ее суровое испытание? К чему я должен быть готов? На­ верное, случившееся принесет с собой все, все, что может и должен пе­ режить человек: и счастье, и боль, и радость, и мужество... Но я снова обрывал поток этих мыслей — не то, не то., .Главное, что уже завязаласб новая жизнь, она уже реально существует, она уже заявила о своем при­ ходе, она есть. Это я не смог бы стать для Альки кормящей землей, а она для нашего сына стала... Но ведь не так, не так надо обо всем этом ду­ мать, не этими словами! Ведь это об Альке, об Альке, моей милой, ма­ ленькой девочке!.. А других слов я не мог найти, я их еще не знал в то время, они были мне не знакомы. Но вдруг я поразился обыкновенной мысли: жизнь начинается с любви! Алька! Ты помнишь свои философ­ ствования? Вот же ответ — жизнь начинается с любви! И все, и все! Больше ничего не надо, не надо ни о чем рассуждать, потому что и тут властвует любовь. Только другое ее качество. Может быть, самое чистое й высокое... Добравшись до этого простого вывода, я стал успокаивать­ ся, заметил, что все еще стою возле окна, моя верхняя полка пустует, а на других давно спят люди. И хотя я ощущал заметную усталость, спать совсем не хотелось. Я прошел вдоль узкого прохода до бачка с питьевой водой, выпил из эмалированной кружки теплой, не утолявшей жажды, воды, снова вернулся к своему окну. Весенняя темень ночи стала светлеть. Словно в черную краску стали добавлять желтую. Поезд замедлил ход и громко постукивал на стыках, и вот уж появились первые дома с освещенными окнами, фонари, убегающие вбок освещенные улицы. Да ведь это Новосибирск! Сомнений не могло быть, но я все же с недоверием посмотрел на часы, неужели прошло так много времени, что поезд успел добраться до Новосибирска? А тут уже подплывал высокий перрон и громадный вокзал. Как хо­ рошо я его знаю! Каждый закоулок, все тоннели и переходы. Как много с-ним связано! Какая огромная жизнь, оказывается, уже успела протечь, пройти! Еще живы в памяти проводы на фронт... Вот с этого вокзала. Летней ночью. Когда война еще только началась, когда все-все еще бы­ ло впереди, когда-каждый из нас думал: а выживет ли он, выдержит ли, пройдет ли через все, уготованное войной,( целым, хотя мы плохо представляли, что на самом деле предстояло нам перенести... И после этого продолжалась наша (бесконечио длинная жизнь на Бурлинской. Уже забылись многие подробности встречи вернувшихся с фронта, , оставшихся в живых, солдат... А я тогда только готовился, только думал о предстоящей мне долгой студенческой жизни. Она тоже постоянно бы­ ла связана с этим вокзалом в мои бессчетные приезды и отъезды... И вот уж и это все прошло... Я неотрывно смотрел на вокзал, на перрон, на редких людей с чемоданами, на носильщика с тележкой. Мне бы сейчас выскочить из вагона и бежать к маме. Рассказать ей. Пожаловаться. Порадоваться. Или хотя бы до Бурлинской доскочить. Там еще живут- доживают последние'дни старый дом и моя баба Шура. О! Как бы она меня поняла! Как бы помогла мне! Но я не могу сойти с поезда, родные мои! Не могу! Простите! И помогите мне! Вы должны почувствовать сейчас, что я обращаюсь к вам за помощью. Ведь я должен что-то сде­ лать, уже скоро, утром, в Томске. Что-то очень важное, решающее, ска­ зать, доказать, убедить! Заступиться за Альку, себя, нашего сына! Слы­ шите ли вы меня, чувствуете ли? Прощаете ли? Как коротка была остановка! Мой вокзал уже уплывал... Он уже позади. Все громче и чаще постукивание на стыках, все реже и реже ог­ ни домов, и снова темень... Я все-таки забрался на свою полку, лег на спину, прикрыл глаза. Кажется, на минуту я впал в забытье, без мыс