Сибирские огни, 1980, № 12
78 ЭДУАРД БУРМАКИН просим все-таки не торопиться с окончательными выводами и еще раз серьезно подумать о том, кому действительно надо покинуть школу, а кому в ней необходимо остаться...» И снова начальник обнадежил меня многозначительным и солидным кивком. Я пробирался на свое место, а ко мне протягивались руки, которые я с радостью пожимал. Я не видел и не слышал, что там происходило у меня за спиной, но когда сел на свою последнюю парту, то перед собранием уже стоял но вый выступающий — наш бухгалтер Клавдия Яковлевна. Она была весьма взволнованна и, кажется, даже немного задыхалась в своем слишком тесном для нее панбархатном платье... То, что случилось потом, не могло бы мне присниться и в страшном сне. Клавдия Яковлевна закричала: «Тут выступали некоторые!.. Не честными обзывали!.. Сами-то они честные?.. Вот у меня письмо есть! На школу прислали!» — Клавдия Яковлевна помахала над головой ка кими-то листками. Конечно, я сразу понял, что речь ведет она обо мне, но что за письмо у нее, я и представить себе не мог. Она продолжала: «Не хотела про это рассказывать... А теперь уж скажу! А то тут некото рые сильно благородными себя выставляют! Директору не успела пись мо передать... Уж извиняйте меня!» — сказала она не без издевки в сторону директора. А потом, далеко отстраняя от глаз исписанные стра нички, стала читать: «Работает в вашей школе учитель Автеньев. Он об манул и обесчестил девушку. К вам обращаются мать и старшая сестра обманутой, которая теперь ждет ребенка, а ваш учитель и не думает оформить брак. Как такие люди могут учить...» Дальше я ничего не слы шал. Меня оглушило и придавило невыносимой тяжестью. Но я все ви дел. Я видел, как быстро встал с первой парты Николай Михайлович и выхватил письмо у Клавдии Яковлевны, которая от неожиданности взмахнула руками, будто закрываясь от удара. Николай Михайлович, стоя к собранию спиной, сам быстро рассматривал и читал эти листки. Председательствующий медленно поводил головой, не зная, что пред принять. Я видел, как повернулся в мою сторону Виктор Петрович и стал смотреть прямо на меня с выражением изумленного удовольствия, будто только что неожиданно для себя узнал обо мне нечто сильно его обрадовавшее. Все остальные погрузились в молчание, так что в насту пившей тишине было слышно, как шуршат бумажки в руках у Николая Михайловича. Я встал. С трудом преодолевая сопротивление всего, что на меня обрушилось и придавило, пошел. Мне предстояло пройти мимо учитель ского стола и мимо Клавдии Яковлевны. Она стала медленно отступать к окну. Я прошел мимо, уловив ее прерывистое дыхание, услышав сопе ние председательствующего, который вдруг стал стучать по столу каран дашом, будто призывал всех к тишине и порядку. Теперь я шел боком к собранию и чувствовал, что все смотрят на меня и ждут, что же я сде лаю дальше. Но я ничего не собирался делать. Мне надо было, как мож но быстрее, выбраться, уйти отсюда. А быстрее я идти не мог. Но вот, наконец, спасительная дверь. Однако в учительскую я иду все так же медленно, во всяком случае, мне кажется, что я иду очень медленно. И одеваюсь так же неторопливо. Лишь на улице, посмотрев на часы, я спохватываюсь: «Не опоздать бы!» — и быстрым шагом, с пробежкой, тороплюсь на станцию. Там я с облегчением узнаю, что ближайший по езд на восток будет через десять минут. Я выхожу на перрон и кажусь себе совершенно спокойным, хладнокровным, кажется, не испытываю никакого волнения, никакой тревоги и смятения души. Ощущаю лишь одно желание — скорей бы пришел поезд. Он приходит, опять словно бы вырываясь из-под земли, сотрясая бетонированный перрон у меня под ногами. Он пыхтит горячо и тревожно, разрушая мое спокойствие. Я бе гу вдоль состава, отыскивая вагон номер шесть. А бежать вовсе не надо
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2