Сибирские огни, 1980, № 12
76 ЭДУАРД БУРМАКИН ник. Вопросов никто не задавал. Да и Очем спрашивать? «Нет вопросов? Тогда, если появятся, можно подать в письменном виде. Итак, при ступаем к обсуждению. Кто просит слова?» Начальник обводил взгля дом присутствующих, но никто не торопился просить слова. Он нахму рился, посмотрел на часы, строго заметил: «Не будем терять время, то варищи!» Тогда поднялся пожилой учитель географии, Роман Петрович, председатель профсоюзного комитета. Он было начал издалека, с роли профсоюзной организации в школе, с мероприятий, проведенных по ини циативе местного комитета, но председательствующий бесцеремонно его прервал: «Давайте-ка ближе к делу, Роман \Петрович!» Роман Петро вич заторопился, засуетился, стал излагать свои претензии к «руковод ству школы» — он тоже решил взять на вооружение это удобное поня тие, позаимствован его у завуча. Но, очевидно, от него ждали большей конкретности и большей резкости, начальник откровенно морщился и поглядывал на выступающего с недоумением. Роман Петрович вовсе терялся под этими взглядами, и было видно, как тяжело ему говорить все то, о чем, вероятно, его просили сказать, чтобы нанести удар по ди ректору, что называется, с позиции профсоюза. Комканая, скорее при миряющая, чем разоблачающая, речь председателя месткома вызвала явное неудовольствие начальника. Он хмурился, громко прокашливался, прочищая горло, и неожиданно проговорился: «Ну, кто там еще у нас намечался-то?.. Пожалте!» Тогда встала и вышла перед собранием Га лина Семеновна. Вырисовывалась хорошо спланированная картина: сперва завуч — «с высоты объективности», 'потом Роман Петрович — «от имени профсоюза», теперь Галина Семеновна — «от лица молодых учителей»,— все они, один за другим, критикуют директора, как бы вы ражая мнение самых разных слоев школьного коллектива. После тако го дружно организованного удара директора уже ничто не спасет. Я пло хо слушал Галину Семеновну. Она почти слово в слово повторила то, что говорила на педсовете. Много злости и мало доказательств. Не за была она, конечно, и про меня — повозмущалась моими эксперимента ми, но только для того, чтобы обвинить директора в попустительстве и все в той же необъективности. Меня совершенно не тронули ее слова, я лихорадочно соображал, как прервать эту цепочку организованных выступлений, как разрушить заранее оговоренный порядок?.. Надо самому выступить. Сейчас. Не медленно! Пока еще есть небольшая надежда заступиться за справедли вость. С каким бы наслаждением я сейчас вскочил и крикнул во все гор ло: «Долой чахохбили!» Все эти чахохбили планово расправлялись с нашим директором. Меня все больше захватывали дух неповиновения и ни черта не пугающаяся решимость, которую вынес я из своей студенче ской жизни, набравшись ее у бывших фронтовиков. Едва Галина Семеновна кончила говорить и председательствующий одарил ее вполне довольной улыбкой, я встал и громко сказал: «Поз вольте мне!» Начальник вопросительно взглянул в сторону Марии Пав ловны, потом на меня, а я уже шел, торопясь, чтобы он не придумал ка кой-нибудь отговорки и не дал слово запланированному оратору. Он так и не успел ничего сказать. Я встал немного сзади и сбоку начальника и, не дожидаясь его разрешения, заговорил: «Товарищи! Люди честные! Что же мы сидим-то с вами? Почему же мы позволяем облыжно ругать директора? Неужели нужно доказывать, какой замечательный учитель, •педагог Николай Михайлович! Тут его уже не в первый раз обвиняют в нетребовательности, в непринципиальности... Между прочим, имея в ви ду и то, что он не ставит на своих уроках двоек. Попробовали бы вы так учить! У вас ничего не получится! Потому что для этого учитель должен иметь абсолютный авторитет у учеников. Для этого он должен поднять ся на такую высоту педагогического таланта, до которой мы все еще не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2