Сибирские огни, 1980, № 12

66 ЭДУАРД БУРМАКИН терью? Куда едешь на каникулы?» Алька тотчас ответила: «Сказала, что еду к тебе. Нет смысла врать...» «Правильно! Молодец! И что же они?» «А что?» Я тогда заметил, не мог не заметить, мелькнувшую на ее лице тревогу и боль. Но я тотчас забыл об этом. Потому чтр мне хоте­ лось забыть! Я поверил следующим Алькиным словам, их веселому тону: «Что они могут мне сказать! Отпустили». Мне тогда вовсе не приходили мысли о том, что кто-то или что-то может помешать нам с Алькой, встать между нами, разрушить уже су­ ществующее, уже действующее предначертание самой судьбы нашей — быть вместе. И я весело откликнулся на Алькины слова: «Прекрас­ но! И пусть знают! Пусть все знают! Что нам скрывать? Нам нечего скрывать!» Алька торопливо и настойчиво стала расспрашивать меня о том, как я жил все это время, о моей работе, о школе... И я стал-обо всем рассказывать очень подробно, ничего не утаивая. Опять увидел, как Алька все больше отходила о!' своего, от своих тревог, целиком принимая в себя мои заботы, испытывая равные со мной чувства. А я сам ощущал все большее облегчение, словно, расска­ зывая и объясняя Альке истинную суть событий, я тем самым объяснял это всем другим, от кого зависело разрешить школьный конфликт по справедливости, и уж мне казалось, что теперь действительно все ре­ шится и закончится самым лучшим образом. Алька, подтверждая такие мои мысли, говорила, беря меня за руку: «Ты, Алешенька, иди своей до­ рогой. Делай так, как ты считаешь нужным, потому что ты прав. Не сда­ вайся! Главное — твои отношения с учениками, а не с учителями!» «Вер­ но! Алька, верно! Об этом больше всего забочусь. Все-таки я еще на­ чинающий учитель... Понимаешь, я еще не видел результатов своей работы...» «Они будут хорошие! Я знаю! Ты приходишь в класс с чистой душой!» «Алька! Милая! Спасибо. Только ты больше меня не хвали. У меня бывает темно на сердце... Я иногда не сдерживаюсь... Вообще, я только теперь стал добираться до истинного смысла слова «учитель»... За окном уже стояла ночь и ждущая счастливых перемен тишина. Мы с Алькой все еще сидели в моей кухне-прихожей, где горел свет, а во второй крошечной комнате было темно. Там, на столе, смутно белел букет безвременно расцветшей черемухи и безмолвно звал нас к себе угадываемой нами затаенной обидой. Алька тихо встала, неслышно про­ шлась по кухне, зашла в темноту, не касаясь, провела рукой над буке­ том, тут же вернулась и опустилась ко мне на колени, обхватив руками мою шею. Она еще никогда так не делала, я еще никогда не ощущал этой сладкой тяжести. Моя единственная любимая женщина сидела у меня на коленях, прижавшись ко мне всем своим юным тревожным те­ лом... Алька прошептала мне в самое ухо: «Я соскучилась по тебе...» Тут все оборвалось... Утром Алька не хотела просыпаться. Я ей тихо говорил: «Ты спи! Спи, сколько хочешь. А я потихоньку уйду». «Нет, ты тоже не уходи!» — проговорила Алька и, не открывая глаз, улыбнулась. Я вскоре заметил, что Алька снова заснула сладким сном, не переставая улыбаться. Я вы­ скользнул на улицу. День заметно прибыл, и надо мной высоко подня­ лось голубое, предвесеннее небо. Перед глазами то и дело возникала Алька, короткий, задорный нос, беспомощные во сне губы, тихий румя­ нец на матовых смуглых щеках. «Она со мной! Она у меня!» — все твер­ дил я про себя, торопливо идя в школу. Наверное, я улыбался, потому что в учительской кое-кто посматривал на меня с недоумением. А я улы­ бался, забыв, кого из учителей можно встречать с улыбкой, а кого нет. Я все забыл, весь бессовестный учительский скандалишко, разъедав­ ший наши души. Я забыл, что надо быть настороже. Как будто я впер­ вые пришел в школу и верю, что всем нравлюсь, всем приятен, потому