Сибирские огни, 1980, № 12
64 ЭДУАРД БУРМАКИН фессии. Я замолчал. Молчали и они. Анастасия Филипповна, кажется, уже и воздуха набрала, чтобы еще раз сразить меня на корню, но ее опередила Мария Павловна: — Все-таки, Алексей Федорович, Селиверстова придется примерно наказать. — Мария Павловна! Сейчас уже дело, как говорится, закрыто! Нельзя, не надо снова все поднимать... Я убежден! — Нет, Алексей Федорович! Вашей душеспасительной беседы не достаточно! Мы накажем Селиверстова. За такие дела, зндете, можно и из школы исключить! В колонию направить! — Я буду протестовать, Мария Павловна! — Протестуйте! — попыталась хрипло рассмеяться Анастасия Фи липповна.— Сколько влезет! А мы Селиверстова накажем! И вас не за будем! Кошка скребет на свой хребет! — она встала, давая понять, что высказалась до конца и больше ей со мной разговаривать не о чем. Встал и я. — Все же вы, Анастасия Филипповна, видно, на самом деле лучше разбираетесь'в повадках животных, чем в поведении людей. — Как вам не стыдно, Алексей Федорович! — строго сказала завуч. — Вот такой он у нас великодушный учитель! — резонно заметила Анастасия Филипповна. — Да, Анастасия Филипповна! Да! Я тоже не избежал влияния всей обстановки школьной и вашего, в том числе! Поэтому я и не могу дотянуться до того идеала, который мне представляется. Но, поверьте мне, я буду стараться! И я покинул кабинет завуча. Любовь Еще на каникулах я сходил к тому повороту на окраине Черепич ной, где рос большой черемуховый куст, и отломил несколько мерзлых веток. Я поставил их в банку с водой, и они ожили. Распустили узкие листочки и вот-вот должны были, как мне думалось, расцвесть. У меня сердце замирало от радости и восторга, когда я представлял себе, как приедет ко мне Алька и я встречу ее букетом только что расцветшей бе лыми душистыми цветами черемухи... В университетской роще черемухи было несметное количество. В майские дни, в пору ее цветения, она, казалось, разрывала железные переплеты ограды и нависала над тротуаром тяжелыми белыми гроздь ями, дурмйня прохожих. Она росла и в глубине рощи, и ее победный, ли кующий цвет и запах заполнял все вокруг. Не мы одни с Алькой броди ли, как хмельные, по вечерним тропинкам, срывая нежные цветы. Никто нас не гонял и не наказывал за то, что мы ломали ветки. Черемухи было много, очень много, и, видно, тогда еще не наступило время охранять ее от таких поклонников. Однажды мы с Алькой наломали большой букет, и она унесла его домой, а на следующий день рассказывала мне, что ей всю ночь снилась черемуха, которой я осыпал ее всю. Это была наша первая весна с Алькой. Ее запахом, ее символом, настроением, знаком стала черемуха! Утром, в день приезда Альки, едва открыв глаза, я тотчас увидел белые, крошечные цветочки, которые в сумеречном свете сливались в одно туманное облако, окутавшее темные ветки, стоявшие в банке на моем столе. Я втянул в себя воздух и уловил едва различимый сладкий запах, знакомый и милый до слез. Я боялся прикоснуться к веткам, хотя
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2