Сибирские огни, 1980, № 12

54 ЭДУАРД БУРМАКИН первых «а», «б» или «в» классу принадлежим, началась толкотня. Три женщины, спрашивая чуть ли не каждого: «Ты из какого класса»,— раз­ водили нас по трем группам. Наконец, разделение состоялось, и самая высокая, самая пожилая женщина, в темном платье, с седеющими, но пышными волосами, сказала нашей группе: «Первый «б», встаньте па­ рами. Я ваша учительница. Меня зовут Анна Тимофеевна. Сейчас мы все тихо и спокойно пойдем в класс. Идите за мной». Я во все глаза смотрел на учительницу, ловил каждое ее слово, боясь, что как-нибудь нечаянно не послушаюсь ее. И все мы полностью препоручили свою волю нашей учительнице. И в последующие дни мы с некоторым удивлением и недоверием поглядывали на учительниц других классов — неужели они тоже учителя? Для нас единственной и настоящей учительницей бы­ ла только наша Анна Тимофеевна. Хорошо помню, что и позже, уже кое- что познав из школьной жизни, мы затевали совершенно еще ребячьи спо­ ры — чья учительница лучше? Может быть, эта детская суета была выражением какой-то очень серьезной потребности наших ребячьих душ, потребности безгранично' доверять человеку, который взялся тебя воспитывать и обучать самому важному, без чего не обойтись в жизни, без чего не осуществятся уже забредавшие в наши головы смутные мечтания о собственном будущем. Конечно, в столь раннем возрасте мы не могли осознать это разумом, но наши души чувствовали необходимость верить Анне Тимофеевне в каж­ дом ее слове и поступке, ощущали потребность любить ее. Если бы каж­ дый учитель знал и помнил, что все его ученики, впервые приходя в шко­ лу, готовы любить его, готовы исполнить его волю (это так же верно, как то, что все дети талантливы), то как бы прекрасно расцветали молодые души и умы, какие красивые и цельные характеры формировались бы уже в школе! Но даже и в тех случаях, когда учитель хорошо знает эту трепетную детскую готовность к любви, ему бывает нередко очень трудно самому сохранять терпеливую любовь к ученикам и ничем не нарушить, не уронить заранее полученное доверие. Увы! Учителя не небожители! И ча­ сто они идут более легким путем, не развивая, не укрепляя естественно рожденную духовную близость, а опираясь на привычные внешние школь­ ные правила, давно определившие систему отношений между учителем и учеником. Анна Тимофеевна, как я теперь понимаю, принадлежала к тому, редкому еще, типу учителей, которые самоотверженно идут на зов дет­ ских душ, отдавая себя им во власть, тем самым получая неоспоримое и почти безграничное право учить и вести за собой. Может быть, одним из признаков установления таких отношений оказывается желание уче­ ников подражать учителю. Мы подражали Анне Тимофеевне. Со сторо­ ны, наверное, это выглядело забавным, когда не только девочки, но и мальчики, придя домой, начинали говорить, рассуждать, ходить, приса­ живаться к столу, проводить двумя руками по волосам и делать множе­ ство других, не свойственных им до этого времени движений и поступков, которые были столь естественны для пожилой женщины. Анна Тимо­ феевна внешне вовсе не была необыкновенной, она не поражала нас экстравагантностью поступков и манер. Но она была естественна и гар­ монична во всем: в одежде, в прическе, в движениях, в голосе, в выраже­ нии лица. И чем больше мы улавливали ее гармонию, ее не наигранную, а искреннюю естественность, тем больше нам хотелось подражать Анне Тимофеевне, тем больше она нас привлекала, потому что ведь все это были признаки истинно прекрасного, к чему всегда стремится человек. Вспоминая об Анне Тимофеевне теперь, как об учителе, я прихожу к выводу, что самым сильным ее профессиональным умением было ве­ ликое мастерство обучать родному языку. Наш класс был в школе са­ мым грамотным. Анна Тимофеевна сумела развить в нас такое чувство