Сибирские огни, 1980, № 12
СОЧИНЕНИЕ НА НЕЗНАКОМЫЕ СЛОВА 51 Алька тоже сбежала со складчины, только со студенческой, доброй, свободной, но ей все равно не хотелось возвращаться. Я смешил ее рас сказами о своей складчине. Кто-то шел за нами, я оглянулся. Алька взя ла меня под руку: «Это Толик». «Толик? Тот самый?» «Да... Он все хо дит за мной вот так...» «Но он тебе не брат?» «Нет, конечно! Просто мы были в одном детском саду. И живет он по соседству. Вот и все». «И что же ты? Как?» «Мне иногда бывает его жаль. Не больше. Он хороший, интеллигентный... Но он глупый». «Глупый?» — я рассмеялся. «Да. Кра сивый, но глупый. Это смешно, но и печально...» «А я — умный?» «Нет! Ты тоже глупый! Потому что задаешь мне все эти вопросы...» Мы вдруг оба с Алькой стали тихими, мирными. Умиротворенными? Нам не хотелось разрушать вошедший в нас покой и равновесие, сладко по качивающее наши сердца. Должно быть, поэтому, прощаясь на крыльце Алькиного дома, мы.поцеловались, едва коснувшись друг друга, мимо летно, будто во сне. Я медленно возвращался все той же дорогой домой. Было удивитель но тепло, и тут неожиданно и бесшумно стал падать крупный снег. Он падал так ровно и столь густо, что было невольное желание раздвигать снежинки руками. В окнах дома горел свет, значит, мои старички хозяева тоже встре чают Новый год. Когда я подошел ближе, то хорошо услышал музыку, долетавшую даже через двойные рамы. Я ее сразу узнал. Это был зна менитый в довоенные времена фокстрот «Рио-Рита». Попробовать бы объяснить, что это за феномен такой с этим фокстротом. В чем секрет его популярности? И какой-то особой любви?.. Хотя по строгим законам большого искусства ничего подобного не должно было бы произойти... Сколько'раз я его слышал и сам высвистывал или напевал его мелодию! Он сопровождал все наши домашние вечеринки, когда баба Шура соби рала гостей... И приходил со своей неизменной шуточкой Аполлинарий Казанчеев... и бабу Шуру называли еще «тайтурс’кой балериной» и на расхват приглашали потанцевать этот бесконечно притягательный фок строт. Еще я помню, как в новогоднюю студенческую складчину на квар тире у Риты Зеленцовой тоже поставили эту пластинку и Cepera Гиндин плакал, пряча от всех лицо. Я'стоял долго, навалившись на низкий палисадник, и снежные нити совсем меня закутали, всего заключили в свои призрачные, неощутимые объятия. На мгновение мне показалось, что я стою в надием университет ском актовом зале, по-новогоднему украшенном свисающими с потолка ' нитями, унизанными крупными ватными снежинками, только зал бес конечно раздвинул свои стены и потолок. Слышна музыка, и я смотрю, как танцует Алька, еще не моя, еще не знающая, что я ее вижу и думаю о ней... Но фокстрот кончился, и все оборвалось. Я стряхнул с себя снег, открыл свою парадную дверь. С половины хозяев доносились голоса, разговор, и я решил, что надо зайти и поздравить их, Оказалось, что у них гости. Две супружеские пары, наши самые пожилые учителя: Нина Ивановна, учительница пения, с мужем Романом Петровичем — гео графом, и Лидия Васильевна - - химичка, с мужем, учителем черчения, Феоктистом Селиверстовичем. — Ба! Знакомые все лица! — невольно, но заметно развязно вос кликнул я, но тут же одернул себя,— С Новым годом! Дорогие соседи и дорогие коллеги! С новым счастьем! Мне обрадовались. На этот раз я не мог ошибиться. — С Новым годом, Алексей Федорович! Просим к нам за стол... Как у них было уютно, светло. На столе стояли два граненых гра финчика с еще не допитыми, домашними, конечно, настойками, немного закусок и, как я понял, уже отпробованный жареный гусь. Я вдруг ощу- 4*
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2