Сибирские огни, 1980, № 12
48 ЭДУАРД БУРМАКИН шло, доехало и до меня! Мне передали полную тарелку с остро пахну щей едой. Я наклонился к Надежде Сергеевне: «Это, в самом деле, ча хохбили?» «Да. У нас только Анастасия Филипповна их готовит. У нее муж с фронта рецепт привез». «С фронта? Рецепт привез?!» «Ну, да! Что вы так удивляетесь, Алексей Федорович?» «Нет! Я не удивляюсь! Я толь- кб хочу сказать... хочу сказать»,— и я встал и крикнул достаточно гром ко: «Долой чахохбили!» Меня услышали все. Хозяйка замерла с очеред ной тарелкой в руке. Удивленно открыл рот ее муж. Еще я видел малень кие, острые, все понимающие глазки завуча, смотревшие на меня с любопытством и затаенной радостью. «Она-.то чему радуется?» — заме тил я про себя. Остальные лица уже расплывались. Но поскольку уста новилась тишина и все смотрели на меня, я продолжал: — Товарищи! Послушайте! — сказал я проникновенно.— Чахохби ли — это вызов голодным студентам! Чахохбили — это надругательство над классовым чувством угнетенных. Всю свою сознательную жизнь я борюсь с этим злом! Я поклялся ненавидеть чахохбили! Товарищи!.. Долой!.. Надежда Сергеевна и ее муж тянули меня за руки, чтобы я сел. Надежда Сергеевна торопливо говорила мне в самое ухо: — Алексей Федорович! Пожалуйста! Не надо! Они же не понимают!.. Они думают, что вы всерьез... - —- А я и говорю всерьез! — упирался я, но все же плюхнулся на стул. Надежда Сергеевна говорила громко, обращаясь ко всем: — Он шутит! Шутит! Анастасия Филипповна! Ну, что вы, в самом деле! Это же шутка!.. Я повернул голову в сторону Анастасии Филипповны. Господи! Она плакала. По ее полному румяному лицу текли слезрн От ее мужа оста лась только одна покрасневшая лысина. Казалось, что он.просто закрыл ся ею от всех. Уже нарастал недовольный шепоток. Я чувствовал на себе покалывание сердитых взглядов. И только глазки завуча, Марии Пав ловны, светились умиротворенно, наверное, как у кошки, подкараулив шей ушшку. Тут одна из молоденьких наших учительниц, которую я до сих пор/едва-едва знал, путая то с пионервожатой, то с одной из де сятиклассниц, сказала непререкаемо твердо и возмущенно-през рительно: — Вечно вы, Алексей Федорович, умничаете! Противно даже! Признаюсь, эти ее слова, прозвучавшая в них злость, чуть ли не ненависть, совершенно меня убили. И почему это сказала именно она — малознакомая мне молодая учительница, из чего она сделала такой да леко идущий обобщающий вывод — «вечно умничаете!» Было во всем этом что-то мне знакомое. «Чеховское!» — подумал я, стараясь улыбнуться, а сам в растерянности пожимал плечами. Однако злое высказывание молодой учительницы вдруг всех успо коило, будто было дано исчерпывающее объяснение моей выходке. У Анастасии Филипповны высохли слезы, она опять заработала ложкой, нагружая тарелки, спала краснота с лысины ее мужа, и вообще все ус покоились и заговорили добродушно, стали дальше жевать, причмоки вать, позванивать рюмками. Последнюю точку в инциденте поставил Виктор Петрович. Он, ви димо стараясь подражать моему голосу, тоже крикнул: «Долой чахох били!» — и всем показал пустую тарелку, содержимое которой он толь ко что поглотил. Его остроту поняли и приняли все. Даже хозяйка. Ана стасия Филипповна так и зарделась от удовольствия: «Можно положить вам еще,. Виктор Петрович?» «Естественно! Раз объявлена война чахох- билям, я буду их уничтожать беспощадно»! Тут уж и вовсе все рассмея лись, оживились и, кажется, простили и меня, во всяком случае, перестали бросать на меня сердитые, укоряющие взоры. .
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2