Сибирские огни, 1980, № 12
47 СОЧИНЕНИЕ НА НЕЗНАКОМЫЕ СЛОВА Филипповны: не пришел директор, потому что была бухгалтер, не было еще двух-трех пожилых учителей, остальные пришли с мужьями и же нами, также были совсем мне незнакомые люди — семейные друзья Ана стасии Филипповны и ее мужа. Хозяйка любезно приглашала гостей пройти в «залу». Это, действительно, был зал, громадная комната, пло щадью не меньше тридцати метров. Там нас встречал улыбающийся, совершенно лысый муж Анастасии Филипповны. Длинный стол был уже накрыт и не мог не поразить обилием еды и питья. И все яства, в ос новном, домашнего приготовления. Из покупного я заметил лишь сыр, колбасу да несколько банок консервов — шпроты, ну, и конечно, водка, шампанское, коньяк. Мы все тут же шумно рассаживаемся вокруг стола, справа от меня Надежда Сергеевна с мужем, слева пристраивается Виктор Петрович. Муж Анастасии Филипповны по праву хозяина дома приглашает всех наполнить бокалы и передает слово завучу Марии Пав ловне, та встает, серьезно смотрит на всех, но тут же краснеет и машет рукой: «Да что говорить-то! Давайте за год уходящий!» Мы чокаемся, пьем, наваливаемся на закуски. Я поглядываю по сторонам, замечаю, как крепко, основательно, расположились все за столом. Это тебе не студенческая пирушка с мимолетным приземлением у стола, но с тан цами, пением, смешными играми, шумной болтовней, розыгрышами и упражнениями в остроумии. Я поглядываю на часы — начало десятого, а около двенадцати я должен незаметно исчезнуть — у меня в кармане приглашение на междугородный телефонный разговор. Это — Алька. Еще в Томске я ее отговаривал звонить мне под Новый год, беспокоясь, как она ночью пойдет одна домой с телефонной станции. Но она не по слушалась. И я, мысленно сердясь, в глубине души безмерно рад, что услышу ее голос. Совсем скоро. Наши молодые учительницы, пришедшие с мужьями, ведут себя скромно, вино только пригубливают, разговаривают, потупив взоры, вил ки и ножи берут осторожно, нежно, оттопыривая мизинчики. Но по мере того, как их мужья становятся все оживленней, размораживаются и учи- . тельницы. Теперь я начинаю понимать, что постепенно и эта компания дойдет до песен и до плясок, просто у них не тот темп, какой был у нас в студенчестве, и видимо, есть какие-то неписаные правила о разных стадиях застолья. Я потянулся за ломтиком сала, потому что вдруг почувствовал, как выпитая водка начала свое действие. Я положил сало на хлеб, смазал его горчицей, тут ко мне повернулся Виктор Петрович: «Смотрю, вы тоже любитель сальца...» «Признаться, и сам не знаю, мало его едал...» «А! Ну, ну! А сало отменное». Я лишь теперь заметил, что Виктор Петрович основательно опьянел. Он стал вдруг посылать воздушные поцелуи сидящей напротив него мо лоденькой учительнице, шумно чмокая собственную ладошку, потом не ожиданно закричал: «Мария Павловна! Я обращаюсь к вам!.. Поверни те своютоловку в мою сторону, за-а-авуч!..» Хмель заметно кружил и мою голову. Я болтал с Надеждой Серге евной и ее мужем, болтал о приятном — о школьном новогоднем вечере, о нашем устном журнале... Тут раздался всеобщий одобрительный гул голосов, и Анастасия Фи липповна вместе со своими помощницами внесла три большие дымящие ся кастрюли, объявив: «Граждане! Прошу отведать горяченького! Преду преждаю, это только первое горячее блюдо, а второе — главное, будет после двенадцати...» ' Горячее стали раскладывать по тарелкам и передавать друг другу. Сперва мне показалось, что. я ослышался, но это слово повторилось еще и еще раз, с удовольствием, с одобрением... Я напряг слух, нет я не ошибся — твердили одно и то же: чахохбили... Чахохбили! Вот оно! Д о
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2