Сибирские огни, 1980, № 12

44 I ЭДУАРД БУРМАКИН — Вот! И что же тогда есть это внутреннее? Если подумать? Может быть, сердце.? — А что?! — весело воскликнул я.— Вполне может быть! И я пред­ ставляю очень хорошо, как в первичном океане плавают миллионы сер­ дец... Открытых, обнаженных, бьющихся... Они соприкасаются друг с другом и понимают друг друга без слов. У них нет ни рук, ни ног, нет мозга, чтобы придумать зло и осуществить его. Миллионы и миллионы добрых, невинных сердец!.. Алька грустно улыбнулась мне: — Ты смеешься... А ведь это может быть и вполне серьезным... Я расхохотался: — И что же ты хочешь доказать, Алька? — Ничего! Я просто думаю... Природа обязательно должна/была начать с чего-то самого-самого главного, без чего жизнь не может со­ стояться. И это самое главное и сегодня есть везде и во всем живом. И в дереве, и в траве, и в лягушке, и в человеке. Я тогда так и не дал Альке додумать и договорить свои мысли до конца, а теперь жалею об этом. Нет, я перестал баловаться, острить по поводу ее философствований, наоборот, на меня вдруг накатилась та­ кая горячая волна нежности к ней, смешанной с непонятным, но явст­ венным страхом за Альку, что даже слезы подступили к глазам. Она по­ казалась мне совсем, незащищенной, одинокой, чуть ли не как самое первое обнаженное сердце, которое однажды забилось в пустынном оке­ ане, возвестив начало жизни на земле. Я весь потянулся к ней, чтобы прикоснуться, чтобы сказать нечто важное, защищающее, ласковое..» Но Алька опередила меня. Она, должно быть, увидела и поняла выражение моего лица, и сама взяла его в ладони и, быстро целуя в глаза, в щеки, шептала: «Что ты? Что ты? Что с тобой?..» Вот и этот миг остался в памяти необъясненной тревогой... Какая неожиданная и странная мысль: природа начинаем из глуби­ ны! В конце концов, не случайно же Алька пошла на биологический фа­ культет университета. Я уж не раз слышал от нее диковинные для меня рассуждения о жизни, вернее о живом, о бесконечном многообразии его на земле. И она вовсе не рисовалась передо мной, просто говорила о том, что действительно занимало ее мысли. Она — мудрец. Философ. Я эта давно заметил. И страстный книгочей. Не знаю, является ли это выраже­ нием наследственных качеств, но что родители Альки своей нелепой, ка­ кой-то получеловеческой жизнью подтолкнули ее к чтению, это я уже понял. Она пряталась от них в мир книг.и в прямом, и в переносном смысле. Когда отец с Матерью начинали скандалить, Алька собиралась и уходила в читальный зал областной библиотеки. Вскоре этот зал со старинной мебелью, с огромными окнами, выходящими на Ушайку и на одну из старых частей города с каменным мостом, построенным вместо другого, который проектировал еще декабрист Батеньков, стал для Аль­ ки самым любимым и желанным местом. Она и уроки готовила здесь, и читала, читала, теряя представление о времени. И я теперь мог лишь до­ гадываться о том, какие мы'сли ей там приходили и чем она еще удивит Меня в будущем. Мой дорогой, мой милый маленький мудрец! Можно ли придумать .более совершенное сочетание — все понимающая муд­ рость, все чувствующая нежность! Конечно, я заносился, невозможно заносился в своих мыслях, в своих чувствах, в своей тоске по Альке! Да! После этой поездки на праздники я стал по ней тосковать. И нередко, совсем нередко ко мне приходило постыдное беспокойство, когда я вспо­ минал недоговоренные Алькины мысли.о наследственности, о Наташе и о том, что был возлее нее тот красавчик Толик, которого она оставила прямо среди новогоднего бала. Как я позже раскаивался в этом, каким, виноватым чувствовал себя перед АлькойЕ. -• У ” '- ■}■ Ц ц -л /x.wriу'*#? Р : .к"»1‘!Й .. .