Сибирские огни, 1980, № 12

42 ЭДУАРД БУРМАКИН таше, но на крыльце дома встретили, совершенно неожиданно для нее, вернувшегося раньше срока Павла. Кавалер моментально ретировался. Больше всего Наташа боялась, что когда-нибудь ее ударят. По ли­ цу. Она понимала, какого отношения заслуживают такие женщины, как она. Теперь это случилось. Павел влепил ей полновесную оплеуху, ска­ зав при этом все те слова, какие говорят в подобных случаях. Брезгливо обошел ее и скрылся в темноте. Развели их быстро. Наташа вовсе не возражала против развода, но чувствовала себя^униженной. Подруги надоумили — подавай на али­ менты. Пусть-ка футбольный тренер платит. Хотя Сережка и не его сын. Это ей понравилось. Неплохая месть. За оплеуху. И просто за то, что снова брошена. И за ненавистную свекровь. Она подала заявление. Но тут случилось неожиданное. Она и не предполагала, сколько людей любит футбол, а вместе с ним и Павла Соколова. В том числе и газетчики. Один из них и пожаловал к ней. Хотя он и представился, она долго не понимала цели его расспросов. Легкомысленно откровенничала, даже кокетничала, так, по привычке, на всякий случай. Старые подружки и принесли ей номер городской газеты с фельето­ ном, названным не понятно для нее — «Сирена». Впрочем, прочитав его,' она узнала еще один смысл этого слова. Бежать! Вот первая мысль, которая пришла к ней. Бежать! Уехать! Немедленно. Куда, к кому, она не знала. Знала только одно — ей нужно уехать, как можно быстрее. Больше всего она боялась встречи с кем-ни­ будь из родни. Надеялась, что и мать, и отец не сразу узнакУг о фельето­ не. В конце концов, они, конечно, о нем узнают, те же соседи постарают­ ся, двух копеек не пожалеют, купят и преподнесут родителям газету. Но, может быть, это произойдет не сразу, не в тот же день, может быть, она успеет уехать, убежать, скрыться... Тогда ее и настигло это воспоминание... Гремящий оркестр, улыбки сквозь слезы, глаза Володи Теплова и его шепот: «Если сильно затоску­ ешь, сходи на старое место... Я тоже туда приду...» Да, он говорил, гово­ рил это: «Я тоже туда приду...» А она даже ни разу не вспомнила... За столько лет ни разу! И какое счастье, что наконец-то вспомнила! Она бежала по улицам, как в тот майский победный день, когда была увере­ на, что дома ее ждет весть от Володи... Заулок был все таким же, с полумраком, сыростью, пахнущей пре­ лым листом, с глухой подвальной тишиной. У нее ослабели ноги, и она слепо продвигалась вперед, придерживаясь за каменную стену ограды, с которой сваливался к ней в объятия Володя. Ей казалось, что сейчас, через несколько шагов, она что-то увидит, на что-то натолкнется и все объяснится. Но заулок был тих, безмолвен, сумрачен и ничего не обещал. Ее покидала всякая надежда, она думала, как бы ей дойти до конца, до тупика, и, убедившись, что ничто ее не ждет, поскорее выбраться из этой могильной тишины. И вдруг на противополож­ ной красной стене брандмауэра Наташа увидела белые крупные буквы, которые тут же расплылись у нее перед глазами. Потом "еще немного прошла вперед и снова посмотрела на белые, начерченные краской, большие буквы на старых кирпичах: «Наташа, милая, здравствуй!» Вот что было написано на щербатом брандмауэре. Она снова не видела ни одной буквы, но слова эти звучали у нее в ушах, стучали в сердце, би­ лись в горле: «Наташа, милая, здравствуй!» Так говорил только он! Только он! Она приложила обе ладони к теплым кирпичам, к белым бук­ вам, пытаясь удержаться, уцепиться за них, но силы совсем покинули ее, и она медленно опустилась на землю. Белая надпись светилась над ней, становилась все недосягаемей, все недоступней, будто написана бы­ ла на небе, облачной, растаивающей вязью.