Сибирские огни, 1980, № 12

СОЧИНЕНИЕ НА НЕЗНАКОМЫЕ СЛОВА 31 — Ну, что же... Это ваше право. — Я им сочинение, конечно, покажу, дам почитать, выписать ошиб­ ки... Потом соберу и скажу, что мы будем всерьез заниматься русским языком, и в конце года я им отдам эти сочинения, чтобы они сами по­ смеялись над тем, какие делали ошибки. — Неплохо, неплохо... — Я непременно так и сделаю. Может быть, у них что-то вроде спортивного интереса появится. — Да, да. Это вероятно. И, знаете, дайте им сейчас диктантик. Ка­ кой-нибудь простенький. Чтобы они не потеряли веру в собственные силы и знания. Ну, и вам, чтобы знатр, с какого уровня начинать, откуда у них провал в грамотности... :— Хорошо, Николай Михайлович! В самом деле, надо выяснить, что они могут,-знают... Так я и подтупил: и легкий диктант дал, и двойки но сочинению в журнал не выставил. И опять я, конечно, не знал, что это тоже будет йсполЬзовано против Николая Михайловича, а также и против ме­ ня. А самым печальным будет тот факт, что о моих экспериментах про­ тивники Николая Михайловича узнают от учеников, от своих детей, детей знакомых, которые уже давно, оказывается, были вовлечены в эту школьную свару и играли в ней роль информаторов, мягко говоря. Между тем мое экспериментаторство стало пробуксовывать. Как только мои старшеклассники поняли, что я решил не ставить «двойки», многие просто перестали выполнять домашние задания. Видно, ни я сам, ни ученики не были к этому готовы. Я просто еще не стал для них до­ статочно авторитетной и уважаемой личностью, чтобы одно лишь мое сло­ весное порицание действовало сильнее «двойки». И вскоре я ¿нова стал ставить «двойки» — сперва за диктанты, которые мы писали почти на каждом уроке, а потом некоторым лентяям и за устные ответы. Хотя совсем отказываться от идеи учить без «двоек» я не собирался. Это бы­ ло лишь временное отступление, маневр. Но вот как я должен действо­ вать дальше? Выяснилось, что я переоценил свои способности. Хотя я старался. Мои домашние заготовки — пламенные речи о великих писателях и их творениях, казалось, были непривычны моим ученикам, оставляли рав­ нодушными. Я терялся. Читал уйму методических пособий — удиви­ тельно сухих, формальных, и ничего подходящего для себя не находил. Это было время кризиса. Вот тогда я и подумал о литкружке, ухватился за эту мысль, как за спасательный круг. Вспомнил, как сам ходил в лит­ кружок, как впервые услышал само это слово... Его сообщил мне друг-соперник Шурка Канторович. К тому време­ ни мы уже были старшеклассниками, и наши отношения стали куда ин­ теллигентней, мы обходились без тех мальчишеских срывов, когда, бы­ вало, доказывали свою правоту на кулаках. Вот как-то на переменке ко мне и подошел Шурка: «Ты в литкружок будешь ходить?» Я тогда дей­ ствительно впервые слышал это слово и, хотя сразу догадался о его1 смысле, все же спросил: «В литературный, что ли?» «Ну! В пятидесятой школе организовали. Нас с тобой приглашали». Пятидесятая школа бы­ ла женской, и я удивился: «Почему в пятидесятой?» «А что? Не все рав­ но? Там есть девчонки, хорошие стихи пишут. Пойдешь? Тогда сегодня в семь вечера». Не знаю, почему я тогда так волновался. Больше, чем в день дет­ ской читательской конференции, на которой присутствовал писатель.’ Пятидесятая-школа была рядом с «федоровской» баней. Где-то тут же, рядом, был глухой переулок и дом, в котором я жил некоторое время в раннем детстве. Но вряд ли именно эти обстоятельства были причиной I