Сибирские огни, 1980, № 12

ч 23 1 СОЧИНЕНИЕ НА НЕЗНАКОМЫЕ СЛОВА поэтому Алька'сказала: «Я теперь тоже буду ненавидеть чахохбили». «Клянемся!» — сказали мы оба негромко, но торжественно, приподняв над столом кулаки, и расхохотались. В последний раз... Да, в последний раз. Тут зашел начальник станции и сказал, что можно купить билет, поезд прибывает через двадцать минут. Мы заспешили, засуетились растерянно, будто вовсе не ждали этой вести, и она захватила нас врасплох... Дождь прекратился, заметно похолодало, лужи уже подергивались ледяной корочкой, в них отражались фонари, на очистившемся небе льдисто посверкивали звезды, и кажется, прямо к ним, в это бесконечное одиночество, улетали смятенные вскрики парбвозных гудков. Алька вздрагивала, я взял ее за руку, мы стояли боком друг к другу, тесно при­ жавшись, молчали, потому что не знали никаких слов, которые могли бы хоть что-нибудь изменить. Поезд вползал медленно и тяжело, сотря­ сая и словно раздвигая землю, будто вырывался из ее нутра. Он был не­ умолим и безжалостен, как землетрясение. Он прошел между нами, вка­ тился в Алькины глаза — так мне показалось, так почувствовалась его бессердечная слепота, когда мы с ней повернулись друг к другу лицом. Поезд стоял полторы минуты... Еще я увидел, как открылась дверь в ос­ вещенное купе и туда из тени шагнула Алька, еще раз оглянувшаяся, но уже не увидевшая меня... Странная жизнь началась у меня после того, как я поселился на квартире у стариков Наумовых, и продолжалась до первого сентября, до моего первого школьного урока. С утра я заходил в школу, хотя делать там мне было нечего, потому что в первые же три дня я все необходимое уже сделал (заполнил клас­ сные журналы, познакомился с библиотекой, составил планы первых уроков и т. п.). Иногда, правда, находилась какая-нибудь работенка, связанная с заканчивающимся ремонтом школы,— перетащить, передвинуть, при­ поднять, поставить. Я познакомился практически со всем^ учителями — они мне все по­ нравились, и, как мне казалось, я тоже им понравился. За исключением, пожалуй, одного учителя математики, Виктора Петровича. Да и то я не мог бы уверенно сказать, что он мне решительно не понравился. Нет. Просто, он неожиданно вызвал во мне какое-то настороженное чувство, ничем пока не оправданное и не объясненное. Он был года на три меня постарше, но на фронте не был, как это сразу же выяснилось. Всю войну проработал в свиносовхозе, заочно окончив пединститут. И он был, к со­ жалению, единственным неженатым парнем среди учителей и наиболее подходящим мне по возрасту. Написал «к сожалению» все по той же причине,— с первой встречи почувствовав, что мы с ним не сойдемся. Хотя, чуть ли не в первый же час знакомства, мы с ним сели за щахма- ты, свободно и весело болтали. Виктор Петрович был крупным, уже за ­ метно полнеющим молодым человеком, с небольшой аккуратной черно­ волосой головой, с правильными чертами сероватого лица, которое пор­ тили следы от фурункулов. Но вовсе не внешность его была мне непри­ ятна. А нечто в его поведении, в манерах, в тоне,— за всем этим стояла нарочитая уверенность, словно бы пытавшаяся скрыть что-то предосу­ дительное. Мне казалось в иные моменты, что он вел себя как человек, случайно избежавший наказания за какую-то низость и все еще боящий­ ся разоблачения, а потому теперь подчеркнуто уверенный и нарочито V