Сибирские огни, 1980, № 12
С В И Д А Н И Я В Б У Д А П ЕШ Т Е И... 175 откуда это я возвращаюсь. Я ответил: «Из • Сибири», на что он улыбнулся и сказал: «г Как говорится, везде хорошо, а дома луч ше?!» На это я довольно естествёкно за метил, что и в Сибири чувствовал себя сов сем как дома. Услышав такой ответ, мой земляк посмотрел на меня очень присталь но и, как мне показалось, с большим недо верием, словно перед ним был незнакомый ему человек, которого успели «перепро граммировать .» на новый лад. В его пред ставлении Сибирь все еще оставалась той прежней Сибирью, страной нищеты, бедных каторжан, ссыльных, страшных холодов, чем нас пугали в прошлом. Меня же Сибирь приняла теплом... Махал Гуяш. «Я побывал, в Сибири — побывал дома». («Сибирские огни», 1977, № 2 ) Летний день в Академгородке, обла а вышли на край неба, смягчая жару, подо бралось к ним и нырнуло в облако солн це, стало чуть свежее; мы с маленькой Диной ведем нашего гостя к кедрам. Сегодня гость наш — Дёрдь Сюсман. Недели три назад Иван сказал мне: «По знакомься. Переводчик твоей книги». Пос ле Будапешта мы увиделись в Москве, спустя несколько дней — в Новосибир ске. Уже заганчивается у Дюри вся обычная программа. Мы обошли городок, посмот рели институты, были в Золотой Долине. Геологический музей. Пляж на, Обском море. , • Показывал городок в который раз. Наи более, пожалуй, приятная из обязанно стей. Можешь дать выход чему-то самому лучшему, что порой лежит, дожидаясь востребования. Привязанности к городку. Гордости. Очень добрым- своим воспоми наниям. И с радостью ощутить — тебя по нимают; разделяют то, что гы чувствуешь, думаешь и говоришь. Гостям мы рады, это известно. А Дюри еще надо было поделить. Он переводил и В. Сапожникова, и меня. Но, в конце кон цов, все вопросы улаживались дружески, правлению писательской организации не пришлось вмешиваться. Надеюсь, Дюри то же чувствовал себя как дома. Итак, мы идем к кедрам. Спускаемся по улице Ильича. Диша крепко держит меня за руку. Мы только что обсуждали, чего бы Дю ри еще хотелось. Все вместе мы решили: на угол Морского и Золотодолинской про гуляемся чуть позже. На углу том (как хорошо известно старожилам) неизменно стоит летом цистерна с квасом. И мы с Дюри возле нее обязательно делали ос тановки. Кроме цистерны, обсуждались и другие предложения, надо сказать, серьез ные. Может, еще в какой-нибудь институт? СКВ? ВАСХНИЛ? И тут выяснилось, что Дю ри не может вернуться из Сибири, не по видав сибирского кедра. Сворачиваем к Дому культуры «Акаде мия»— раньше он, помните, назывался «Москва», стоял он в лесу, никакой улицы Ильича с ее домами не существовало и в помине... Мы продолжали разговоры, начатые в Будапеште Городковские березы и сосны вокруг, прямоугольник гостиницы — кар тина, привычная нам с Дишей. Побывав у Дюри, я узнал, что видит он из своего ок на, когда работает. У него — традицион ный старый будапештский двор, замкнутое пространство, галерея по периметру дома... Выходим к университету. Диша устала. Поднимаю ее на плечи. Дюри рассказывает, как овладевал физи ческой терминологией, когда переводил: «ускоритель», «импульсы», «конденсатор»... Искренне сочувствую Дюри. Раскаиваюсь. Признаю свою вину. (Эва рассказывала, как переводила другую сибирскую повесть и вычерчивала себе план, где «закоулок», а где «завалинка»...) Начинается лес. Пока мои объяснения не нужны: Сапожников возил Дюри в свои любимые охотничьи места. Что-то тихонько приваливается к моему виску. Останавливаюсь, осторожно подни маю голову. Обнаруживаю, что Диша спит. С помощью Дюри снимаю ее и беру на руки. Она не открывает глаз, спит сладко, крепко. Идем дальше. Несу ее на руках. Так и идем мы по дорожке через город- ковский' лес. Молчим, чтобы не разбудить Дишу. Останавливаемся перед юными кедрами. Они еще совсем небольшие, совсем дети, эти деревья. И все же они — кедры. Они по рождению настоящие кедры, и они бу дут настоящими кедрами. Желание гостя удовлетворено. Покосив шись на меня — я, конечно, киваю,— он срывает несколько длинных игл и кладет их в карман рубашки. Главный сибирский сувенир. Вот так-то; и «завалинка», и «ускори тель», и все — сегодня. Пусть будет для Дюри символом Сиби ри кедр, почему нет? Пусть молодой, сов сем юный — разве не юность сейчас у Си бири? Вот только чтоб сложилось у нее дальше все хорошо... Диша посапывает; руки начинает ломить, но шевельнуться мне никак нельзя. Идем дальше. Он стоял один перед портретом и раз глядывал его очень внимательно, выиски вая, что в нём не так. Это была донья Л у сия, вне всякого сомнения, это она, она кук живая, какой он ее видел. Все было тут: и маска светской дамы, и что-то слегка ис кусственное, и что-то. затаенное... Ее муж, дон Мигель, был его другом. Но Франсиско не лукавил перед собой, он знал: не это останавливает его. Он не пожалел бы времени и труда, чтоб завоевать Лу- сию, но его удерживало как раз то зага дочное, то неопределенное, что было в ее облике. Оно манило художника, но не муж чину. То ясное и то скрытое, что жили в ней, сливались воедино, были неотделимы, были призрачны, были страшны. Один раз
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2