Сибирские огни, 1980, № 12
174 Д А В И Д К О Н С Т А Н Т И Н О В С К И И все люди говорили на одном языке и по нимали друг друга. А потом все переме нилось. Дети — все дети — как человечест во в том раннем, детском своем возрасте. Это позже, когда дети становятся взрос лыми, они уже не могут друг друга по нять. Увы, нередко по очень серьезным, поводам. И порой даже если говорят на од ном и том же языке... И тогда нужны пе реводчики. Взрослому человечеству очень необходимы самые разные переводчики. Честь им и хвала, скрепляющим нас своим трудом в одно Человечество. А дети, как эсперанто, для всех взрос лых — международный язык. И говорим мы о детях то и дело. — Теперь уже никому не интересно чи тать, как кто-то прилетел на одну планету, потом полетел на другую,— говорит Иван.— Нужна фантастика проблемная... Это мы обсуждаем, что включено в но мер венгерского альманаха «Галактика», посвященный сибирской фантастике. Потом, конечно же, переходим к детям. Две недели назад у Ивана родилась дочь, назвали ее Анной. Родилась в доме, который виден из окон особняка Союза писателей, с рабочего места Ивана,— вот он, этот дом, через дорогу. Так что гово рим мы больше о том, как чувствуют себя жена Ивана Надя и маленькая Анна. Я опускаю здесь обстоятельный обмен опытом, разнообразные философские и житейские соображения двух отцов, отча янно надеющихся все же продолжать ли тературную работу, Один за другим мы повторяем одни и те же слова: молоко, врач, сыпь, отоспаться... дети. — Наши лучшие произведения,— гово рю я примирительно. На том мы и заканчиваем наш разговор, смеемся. Вполне оптимистично. Потом я иду по будапештской улице и вспоминаю, как впервые сказали это мне. Я пришел тогда в «Сибирские огни» уз нать о судьбе своей повести, лет пятнад цать назад. Пришел с дочкой: негде было ее оставить. Дорогой Борис Константинович! Мы с дочкой вошли, и вы сказали это мне... Не знаю, стал ли я с тех пор писать лучше или хуже. Не в том дело. Но я согласен с ва ми. Признаюсь: стал ли я писать лучше или хуже, согласен с вами сегодня более, чем тогда. И уж теперь согласен совер шенно,— как только можно быть соглас ным. Я, собственно, жил — и дожил до этого. Хорошо, что вы сказали это мне еще тогда, когда я, наверное, этого не по нимал. Теперь, видите, я могу даже поде литься этим. Как поделился с Иваном. Спа сибо, дорогой Борис Константинович Рясенцев. Кесенем,— повторяю я вслух, переходя улицу Байза. 4 апр. 1945. Сов. Армия завершила ос вобождение В. Энциклопедический словарь. Церковь Матяша в Крепости осаждена туристскими толпами.. Огромная церковь, нарядная, праздничная. Брожу и брожу во круг нее, ищу точку, чтобы она вошла в кадр. И ничего не получается, а никаких специальных объективов у меня, сами по нимаете, нет. И еще тут бродят такими же кругами такие же, вроде меня, тоже в рас терянности и досаде: не знают, как посту пить с этой церковью, хоть у них-то на шеях «Никоны» и «Лейкофлексы». Обсуж дают неразрешимую эту проблему по-вен герски, по-Немецки, по-английски. Не по могает обсуждение... И тут я вижу, как отражается эта церковь! Рядом стоит гос тиница «Хилтона», облицованная стеклом, и в этих сверху донизу стеклянных поло сах отражается церковь Матяша. Вот он, кадр. Отражение яркое, пленка у меня цветная. На переднем плане оказался угол собора (старая кладка), затем — ста ринный фонарь (на витом столбе) и даль ш е— отражение нарядной церкви в стек лах гостиницы. Такие фотографы, как я, поймут мое волнение. Я сделал несколько кадров. Тем временем другие стали соби раться вокруг. Последовала дискуссия; выйдет — не выйдет? Мое выступление — на общедоступном языке: я просто пока зал, какие выставил диафрагму и выдерж ку. (Полной уверенности у меня, сознаюсь, тогда не было; но слайды потом оказались отличные.) Так прошло время. Толпа возле церкви Матяша начала редеть. Стало просторней1 и тише, и не столько уже слышно было, как говорят люди, сколько — деревья и камни. И я-снова пошел вокруг. Вскоре я увидел это — белым по старой кладке, уже неярко... В тринадцатом веке здесь была первая церковь тогдашней Буды, в ней коронова ли Карла Роберта и Жигмонда Люксембур га, здесь венчался король Матяш сначала с Катериной Подебрад и потом с Беатри сой Арагонской: при турках Церковь пе ределали в мечеть; в осаду 1686 года башня и крыша обрушились; потом церковь вос становили, перестроили; короновали в ней последних венгерских королей — Франца Иосифа и Карла IV; потом была вторая мировая война. Все времена и все, что бы ло, оставили здесь свои автографы. И вот увидел я э^ — белым по старой кладке — уже неярко: «Проверено мин не обнаружено мл. л-т Шаталов». Когда «Ту-154» оторвался от сибирской земли и стал набирать высоту, я с печалью и тяжестью в сердце смотрел на удаляв шийся там, внизу, город, прощаясь со сто лицей Сибири, с оставшимися там дороги ми друзьями. Широкая-лента могучей Оби стала сужаться, превратившись, наконец, я тонкую серебристую нить где-то у линии горизонта. Город тоже уменьшился в раз мерах и совсем пропал в голубоватой дали. Лишь друзья-сибиряки остались в сердце моем, перед взором моим в полный рост. В Будапеште я сел в экспресс «Земплен », направляющийся в стброну Мишкольца. Здесь, в вагоне, встретился случайно с од ним из своих земляков. Он спросил меня.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2