Сибирские огни, 1980, № 12

14 ЭДУАРД БУРМАКИН У нас в семье много лет жило ласковое прозвище бабы Шуры ■— «тайтурская балерина». Она, конечно, никогда не училась танцевать, но танцевала охотно, великолепно, вдохновенно. Она именно танцевала, а не плясала. До старости сохранила легкую, неслышную походку, воз­ душность всех своих движений. Я хорошо представляю, как это было в их молодости, когда красавец писарь играл на'гитаре, а тоненькая неж­ ная Шурочка порхала по комнате в импровизированном танце, то под­ бочениваясь, то взмахивая платочком, то широко разводя руки, к ра­ дости и. восхищению не только влюбленного гитариста, но и его друга, и всех родных, даже самого сурового папашеньки. Мне кажется, что тогда она походила на Наташу Ростову, которая вот так же танцевала в го­ стях у дядюшки, и все в ее танце, сам его «дух и приемы... были те самые, неподражаемые, неизучаемые, русские», которых и ждали все от нее... * В Т-айтурке же и сыграли свадьбу. Потом было недолгое житье с воинской частью в Иркутске, и всюду с ними был друг Аполлинарий Казанчеев. Она любила своего мужа страстно, до самозабвения, плакала и не находила себе места при самой недолгой разлуке. Кончился срок служ­ бы, молодые переехали в Барнаул, на родину мужа. Здесь баба Шура родила всех своих пятерых детей, из которых двое умерли маленькими. Они были в чудной зрелой поре, когда решились на переезд в начавший бурно развиваться Новосибирск. Здесь вновь встретились с Аполлинари­ ем Казанчеевым, который за эти годы успел все-таки кончить медицин­ ский институт и приехал по назначению. Я его помню уже пожилым, солидным, в дорогой, на беличьем меху, шубе, профессором. Он приходил к нам на Бурлинскую в гости со своей огромной, громкоголосой женой. Приходил регулярно два раза в месяц по воскресеньям. И всякий раз, поздоровавшись, произносил одну и ту же фразу: «Служивенький, а ты не забыл, что три копеечки-то мне за­ должал?» Баба Шура и деда Саша подхватывали со смехом его слова и тоже говорили в ответ свое, веселое. Это была их давнишняя шутка, относящаяся еще к иркутской их жизни. Аполлинарий приходил тогда в гости к женатому Другу, и они вечерком иногда перекидывались втроем в картишки или играли в лото, делая грошевые ставки. Однажды он за­ шел перед отъездом, куда-то ему надо было съездить, но они засиделись за игрой, Аполлинарий выиграл три копейки, взять их не успел, потому что взглянул на часы и, поняв, что опаздывает к поезду, бросил карты и сорвался с места. И вот когда супруги уже улеглись спать, к-ним в ставень кто-то тихонько постучал. Деда Саша протопал босыми ногами к окну, спросил: «Кто?» А с улицы юродивый, но хорошо слышный го­ лос: «Служивенький, а ты не забыл, что три копеечки-то мне задолжал?» Деда Саша сперва не понял, не узнал друга, а баба Шура испугалась и умоляла мужа: «Только не открывай, только не открывай!» А в окно тот же голос: «Служивенький! Аль не узнал? Три копеечки-то верни!» И только тогда деда Саша догадался. Оказалось, Аполлинарий опоздал все-таки к поезду, нужно было ждать утреннего и он решил вернуться к друзьям. Как они втроем потом хохотали, как веселились: и над шут­ кой Аполлинария, и над Шурочкиным страхом. Какой уж тyt сон! Грели чай, болтали и снова прыскали от смеха. Вот так и осталась с ними эта шуточка до старости, до конца дней. И, видно, очень им хорошо было тогда и испытывали они в ту ночь не­ что незабываемое, о чем я могу лишь очень смутно догадываться. По­ стоянно повторяя эту шутку, он&, должно быть, хотели вернуть то моло­ дое, незабвенное свое состояние... Пролетевшие годы семейной жизни обнаружили, что маленькая, легкая, стремительная баба Шура стала истинным главой и команди­ ром семьи, во всем опережая неторопливого и мягкого деда Сашу. Семья )