Сибирские огни, 1980, № 12
10 ЭДУАРД БУРМАКИН тверждение того, что ей уже было давно известно, что она давно знала. Вот странность! Но тут звенит звонок... Я нарочно хмурюсь, чтобы не рассмеяться от этого угаданного за ранее'недовольного подвывания моих восьмиклассников: не успели! мало времени!.. Собираю двойные листочки с сочинениями, едва удер живаясь, чтобы тут же не начать их читать. Я тогда думал: для того, чтобы быть учителем, разумеется, хорошим, надо постоянно жить в высоком напряжении всех духоврых сил. Надо всеТо себя перетрясти, надо жить всем своим существом, всей душой, напрягая все силы, чтобы заставить работать, думать, чувствовать, до гадываться каждую свою клеточку. Потом это состояние станет привыч ным. А в первые месяцы работы до него надо подняться, надо его вы звать... Как призывает художник вдохновение. Как будит и поднимает человека большая любовь.,. Смоковница Долгое время с этим словом у меня связывалось представление о чем-то стыдном, едва ли не запретном, Хотя впервые услышал это слово в совершенно невинной обстановке. Баба Шура и незамужняя сестра ее Муся пили чай. Пригласили меня, приговаривая: «Попей-ка с нами чай ку с вареньем из смоковницы! Чаек-то байховый. А смоква хороша! По смакуй с нами!» И я, совсем еще мальчишка, присел к столу и попил чайку, и попробовал варенья, сладкого и терпкого из неизвестных мне ягод без косточек, и чуть ли не опьянел. И долго еще ощущал во рту смак от варенья, и позже, когда слышал слово «смачный», то приходил этот вкус и память о слове «смоковница». Обстоятельства моего первого знакомства со словом «смоковница» нежданно напомнили о себе в первый же день моей жизни в Черепичной. Я получил сюда назначение после окончания университета. Учи тель словесности. Как мне нравилось называть себя так! За этим мере щилось нечто радужное, волнующее и многообещающее. Поезд пришел поздним вечером, когда на темном цебе уже вовсю сияли крупные авгу стовские звезды. Без труда нашел гостиницу — деревянное двухэтаж ное здание. Мне показалось, что я единственный постоялец. Всю ночь я слышал сквозь сон тревожную перекличку паровозов, но выспался хо рошо. Утром пошел искать свою 89-ю железнодорожную школу. Она тоже была невдалеке от станции, длинная, одноэтажная, из черных бре вен. Внутри заканчивали ремонт, пахло, как всегда в это время пахнет в школах, известью, краской, свежестью. Учительская — довольно боль шая комната с загородкой, за которой: вешалка, железный умывальник, две двери — кабинет завуча и кабинет директора. Директора не было, я зашел к завучу. Тонкая невысокая женщина ,лет сорока, с прямыми светло-русыми волосами, небрежно собранными сзади в пучок, востро носая, с маленькими карими глазами, с умным, но несколько беспоко ящим собеседника взглядом. «Здравствуйте, Алексей Федорович! Здрав ствуйте! Ждем вас»,— отвечает она, когда я объясняю, кто я и зачем тут. «Вы у меня уже и в расписание включены. Вот, можете взглянуть. Два восьмых класса, один девятый, один десятый... Очень на вас рас считываем». Мне она показалась несколько суховатой: никаких эмоций, сразу о деле, о нагрузке. В таком же деловом тоне дошло до моего уст ройства с жильем. «Квартир у нас своих нет. Придется на частную уст раиваться. Будет директор, так вы с ним... Или вот с нашей учительни
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2