Сибирские огни, 1980, № 11

РАССКАЗЫ 5 черное, радостное и горькое, а находит в себе мужество говорить с чело­ веком и просить у него — не утешения, а чего-то более значимого,'чего- то более нужного ей. И я должен сказать ей это, это, единственное! Должен! И во имя ее уходящей жизни, и во имя своей'— дальнейшей. Иначе все в моей дальнейшей жизни будет пронизано этой убогой беспо­ мощностью, и сознание мое постепенно склонится к признанию моей ми­ молетности, и ни одно утро, ни один день, даже последний, не принесут мне ощущения Вечности, но еще раньше потушат во мне мой священ­ ный огонь, защищающий меня от вечного холода простертой надо мной Вселенной. В трубке была какая-то далекая, отчужденная тишина, и мне стало совсем не по себе от этой тишины. Там, в этой тишине, затаенно и вы­ мученно ожидал смерти человек. Что чувствовала она—там, в своей тишине, в своей отчужденности, дрогнувшей в самый последний момент —от страха ли, от горечи или от невыносимой избыточности видений, навалившихся_ на ее память калей­ доскопическим хаосом? Думала ли она о своей прожитой жизни, копа­ лась ли в ней, как копается скупец в накопленном богатстве, где рядом с дорогим всегда валяется отрепье и хлам? Не знаю —было ли с ней это? Но со мной —было. Меня повлекло вспять, и душу мою как будто вы­ вернуло наизнанку, чтоб я смог увидеть все, что накопил и затаил в ней за свои недолгие, а может, уже и долгие годы. И, о боже мой, чего только не накопилось в моей душе! Я не мог даже представить, как укромны ее тайники и как много хранится в них... И хорошего, и дурного, светлого и мрачного, радостного и горькЪго. А ведь мне всегда мнилось, что моя жизнь еще не начина­ лась, «что пережитое —какой-то смутный сон, что впереди еще все светлое осталось». Я жил с этим убеждением, и каждый прожитый день был для меня лишь данью времени, которым было отделено то главное, самое главное и самое светлое в моей жизни, что непременно должно было наступить, свершиться, статься и которое должно было затмить все прошлое, все былое, и не только затмить, но и оправдать —оправ­ дать безоговорочно все неправое, недоброе, не мое, нажитое, содеянное опрометчиво, бездарно, по воле инерции, вовлекающей нае в бездумное вращение, которому зачастую не могут противостоять ни наша воля, ни наш ум, ни наш талант... Только в мечтах, пожалуй, можно вырваться из этой суетной карусели,—в мечтах красивых, но наивных и несбы­ точных. Не потому ли в детстве я очень любил колдовские сказки и верил, что что-нибудь подобное произойдет и со мной?! И ждал! И тот, кто со­ чинял эти сказки, и тот, кто пересказывал их, тоже грезил, как и я,—о несбыточном. Однажды я видел раненого лося. Он стоял в реке, у самого берега. Рваная рана на его боку, вероятно, горела от воспаления, и прохладная речная вода успокаивала ему боль. Он стоял угрюмый, отяжелевший, стоял на виду у людей и, казалось, не замечал их. Но когда люди попро­ бовали приблизиться к нему, он не подпустил их к себе: переплыл реку и ушел в лес. Вероятно, он погиб. Я вспомнил сейчас об этом с какой-то особой осознанностью той ве­ ликой и страшной силы, которой природа правит миром. Раненый, поги­ бающий зверь уходит от человека, который мог бы ему помочь, а может быть, и спасти,—уходит инстинктивно, влекомый этой великой силой. Но кто знает, что лучше для живого существа, живущего на земле,— слепой инстинкт или холодный, всевидящий разум? Инстинкт отдергива­ ет нам руку от огня, а разум загоняет в петлю, инстинкт пробуждает в нас добро, а разум убивает его, инстинкт, нам дарит любовь, радость, восторг, а разум приносит горечь и разочарования. Но —разум дает нам