Сибирские огни, 1980, № 11

44 соломон емоляйшкш АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Вот оно что —глаза. И это все? Из-за,этого сыр-бор? Интересно, что же появилось в моих глазах? ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. В них был страх. Мне запомнилось это потому, что я ничего не могла понять и только смотрела на тебя. АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Что за бред! Что за фантазия! Как ты могла запомнить выражение моих глаз в какой-то миг тридцать пять лет назад! Согласись, это невероятно. ( Расхаживает по комнате.) Прямо чертовщина какая-то! ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Ты прав —невероятно. Но мне вдруг вспомнилось это так ясно, как будто было минуту назад. Все вспомни­ лось: каждый твой жест, каждое слово... АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Нет, немыслимо! Да понимаешь ли ты, что происходит? И к чему все это может привести? ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Я тоже боюсь. Очень боюсь. Всю жизнь, всегда я гнала от себя это, но больше не могу. Я должна знать правду! Меня мучает ужасная мысль, даже страшно признаться в ней. Теперь, когда многое прояснилось, я уже не в силах избавиться от нее. Скажи мне, прошу тебя, скажи что-нибудь, чтобы я успокоилась! АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Мне нечего тебе сказать, да ты и сама прекрасно понимаешь, что эта история с глазами просто смешна. Если бы не этот твой гробокопатель, ты бы и не вспомнила об этом. ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Сергей тут ни при чем. А глаза... Это уже последняя капля... АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Последняя капля? А чаша была полна? Ну что ж, цыкладывай. Все равно ты не успокоишься. Слава богу, характер твой знаю. ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Скажи мне, Аркадий, ты не до­ пускаешь, что кто-то мог оклеветать меня? АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Оклеветать? Тебя? * ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Да. Ну, если кто-то написал Косте письмо, после которого он решил порвать со мно^—и он возвращал все мои письма. Могло это быть? АРКАДИИ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Разве Костя поверил бы такому письму? А другой причины ты не допускаешь? ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Какой? АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (помедлив). Например, если Костя сам хотел порвать с тобой? ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Сам? АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Ну, если бы он оказался винова­ тым перед тобой? Кто-то у него появился... Обязательства перед другим человеком. Да мало ли что бывает в жизни? ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Нет. Что бы ни произошло, Костя честно написал бы мне об этом. АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Ты хорошо его знаешь. Очень хо­ рошо. А вот меня плохо. Хотя прожили мы с тобой тридцать пять лет. Да, плохо. И насчет глаз ты ошиблась. Никакого страха у меня тогда не было. Просто было жаль Костю. До боли жаль. А еще... ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Что еще? АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Да нет... НичегЬ. Главное было — жалость. Острая жалость. Я любил Костю, он был моим единственным другом. Но тебя я любил больше. Больше всего. ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Ради бога, говори! Сейчас они при­ дут. И у меня не хватит сил снова начинать этот разговор... АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. И не надо—не начинай. Да что это мы сумерничаем? (Зажигает полный свет.) Давай выпьем по глотку. Для бодрости, а? (Наливает вино в бокалы.) За нас с тобой, Любаша, за нас. За то, чтобы все оставалось как есть.