Сибирские огни, 1980, № 11

с о б ра т н о й с то ро ны л у н ь ? 37 ло быть. Не могло! Что только ни приходило мне в голову, когда одно за другим пришли эти письма... Страшно вспомнить! Не знаю, что было бы со мной, если бы не ты, Аркаша. АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Ладно, Любаша. Было и прошло. Что мы с тобой отмахали, все наше. А ведь немало. Я уж и совершен­ нолетие отметил. ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Совершеннолетие? АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. А ты не знаешь? Полсотни лет по нынешним временам — совершеннолетие. Когда человеку стукнет-бряк- нет полсотни, он уже становится на свои собственные ноги. А шестьде­ сят называется освобождением. Пенсия, заслуженный отдых, свобода! ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Отослал, не читая... Никогда не по­ верю! Ведь даже адрес на конвертах, куда были вложены мои письма, написаны не его рукой, я же знаю Костин почерк! Я сличала каждую бу­ ковку. Что же вы молчите, Сережа? 1 СЕРГЕИ. Похоже на то, что адрес на этих конвертах написан все- таки рукою Смолина. Правда, его почерк немного изменился — сказа­ лось свежее ранение в пле^о. ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Тысячу раз я всматривалась в бук­ вы, слова... Почерк был его и не его. В конце концов я решила, что это не Костина рука. О ранении в плечо я не знала. АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Ну вот — все начинается сначала. Я знал, что так и будет. (Усмехнувшись.) А ты говоришь — тридцать пять лет. Оказывается, это не так уж много... ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. И все-таки я не могу поверить. Здесь какое-то чудовищное недоразумение. Костя, не читая, собственно­ ручно вкладывал в конверт мои письма и отсылал обратно. Методично— одно за другим. Нет, это невероятно! СЕРГЕЙ. К чему сейчас ворошить все это! Про себя-то мы толком ничегошеньки не знаем... ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Если бы вы так думали, Сережа, вы не смогли бы много узнать о Косте. Вы чего-то не договариваете. СЕРГЕИ. Поверьте, я действительно знаю не больше, чем сказал. Хо­ тите точно по датам — пожалуйста. Смолин получил ваши три письма в апреле и мае. Два в апреле, третье в мае. В это время он находился в части и готовился к операции. В тыл к немцам он отправился седьмого июня. Почти через месяц, пятого июля, вы отправили ему четвертое письмо. А за две недели до этого Смолин погиб. Командиру части- уже сообщили об этом, и он ответил вам. Вот и все. ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Костя, не читая, отсылал мои пись­ ма. Вот и все. Как просто. АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Оставь, Любаша. Не пора ли нам подняться на поверхность? Глотнуть свежего воздуха? ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Свежий воздух... Неизвестно еще, какие дела важнее — те, давнишние, или сегодняшние. Бывает и так, что не можешь жить дальше, пока не поймешь что-то давнее. СЕРГЕЙ. Где-то я вычитал: срока давности нет только у совести. ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Умоляю вас, Сережа, не таите ни­ чего —скажите. Я должна знать правду, какая бы она ни была. Все луч­ ше, чем неизвестность. СЕРГЕИ. Я не смог бы от вас ничего скрыть, Любовь Владимиров­ на, но больше никаких фактов у меня нет. ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА. Фактов нет. А предположения? АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Остановись, Люба, остановись. Тебе же сказали —фактов больше нет. Нет — понимаешь? Нет. . СЁРГЕЙ. Да. И на этом мои права кончаются. Область предполо­ жений слишком темна и опасна. А я — наблюдатель. Такая моя плани-