Сибирские огни, 1980, № 11

ВЕЛИКИЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ОТКРЫТИЯ 191 отдано страниц в тех же «Мертвых душах» описаниям комнат, разве не перечисляет Гоголь самым тщательным образом, где что стоит, лежит, висит? Да что там ком­ наты — даже блюда, подаваемые за обе­ дом у того или иного героя,— и те удо- стоиваются чести быть дотошно перечис­ ленными и описанными. Все это так. И тем не менее между «колбасной витриной» Золя и гоголевски­ ми натюрмортами есть существенная раз­ ница. Гоголь живописует чревоугодные за­ нятия своих героев, равно как и интерьеры их жилищ, исключительно ради того, что­ бы раскрыть, обнажить их внутреннюю сущность. У него каждая деталь, каждая бытовая подробность кладет соответствую­ щий штрих на портрет героя, на его ха­ рактер, на весь его облик. Золя же, как правило, дает развернутое описание ради самого описания, безотно­ сительно. к герою; у него, по сути, нет никакого отбора деталей. Да он и не стре­ мится их отбирать, потому что считает: подробнейшее описание по принципу «что вижу, то и пишу» есть первейшее требо­ вание искусства. Это его принцип, его творческое кредо. Золя недаром считают одним из осново­ положников натурализма — метода, внеш­ не очень похожего на реалистический спо­ соб изображения, но, по существу, во многом от него отличного. Натуралисты, как известно, стремились к простому фо­ тографированию действительности, а не к исследованию жизни во всем ее многооб­ разии. Увлекаясь подробными описаниями, они зачастую забывали о самых главных задачах литературы — ставить важные со­ циальные проблемы, улавливать дух вре­ мени, изображать типические характеры в типических обстоятельствах. Недаром вели­ кие русские писатели так резко критико­ вали натуралистов, называя их способ изображения жизни «псевдореалистиче- ским». Сами же писатели-реалисты всегда очень бережно обращались с деталями, всегда стремились усилить изобразительную мощь своих произведений не за счет количества деталей, а за счет их качества. Пожалуй, самым неутомимым искателем в этом направлении был Антон Павловиы Чехов. Чехов считал первейшим требова­ нием искусства слова простоту и ясность, которые достигаются путем тщательного отбора деталей. «Искусство писать состоит, собственно, в искусстве вычеркивать пло­ хо написанное»,— любил повторять он. И, развивая эту мысль в письме к А. М. Горькому, говорил: «Еще совет: чи­ тая корректуру, вычеркивайте, где можно, определения существительных и глаголов. У Вас так много определений, что внима­ нию читателя трудно разобраться, и он утомляется. Понятно, когда я пишу: «че­ ловек сел на траву», это понятно, потому что ясно и не задерживает внимания. На­ оборот, неудобопонятно и тяжеловато для мозгов, если я пишу: «высокий, узкогру­ дый, среднего роста человек с рыжей бо­ родкой сел на зеленую, уже измятую пе­ шеходами траву, сел бесшумно, робко ¿м пугливо оглядываясь». Это не сразу укла­ дывается в мозгу, а беолетристика должна укладываться сразу, в одну секунду». , Широко известно и другое высказыва­ ние Чехова, где великий писатель дает со­ вет, как именно следует производить от­ бор деталей, добиваться необходимого художественного эффекта малыми словес­ ными средствами: «Старайтесь избегать длинных описаний. Для создания картины, допустим, лунной ночи вполне достаточно написать: на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мель­ ничного колеса — вот и лунная ночь гото­ ва». Остается только добавить, что таких де­ талей, способных заменить собою целую картину, у Чехова масса. Порой это совер­ шенно неожиданные, ошеломляющие сво­ ей парадоксальностью сравнения. «Налево, как будто кто чиркнул по небу спичкой, мелькнула бледная фосфорическая палоч­ ка и потухла». «В приемную входит Стуко- тей, тонкий и высокий, с большой головой, очень похожий издалека на палку с набал­ дашником». «Почва такая хорошая, что если посадить в землю оглоблю, вырастет тарантас». Порой это не менее парадоксальные, но очень точные, емкие эпитеты. «У него боль­ шая угловатая голова, кислые глаза, нос шишкой и лиловатый подбородок». «В ка­ бинет доктора входит тусклая личность с матовым взглядом и катаральной физио­ номией». Порой это просто попутные замечания, сказанные вроде бы вскользь, между про­ чим, но бьющие прямо в цель, раскры­ вающие самую суть того или иного героя. Вот образчик такой чисто «чеховской» характеристики: «За столом в кабинете, низко нагнувшись над книгой или препаратом, сидит мой прозектор Петр Игнатьевич, трудолюби­ вый, скромный, но бесталанный человек лет тридцати пяти, уже плешивый и с боль­ шим животом. Работает он от утра до ночи, читает массу, отлично помнит все прочи­ танное— и в,эт.ом отношении он не чело­ век, а золото; в остальном же прочем — это ломовой конь, или, как иначе говорят, ученый тупица... Кажется, запой у него под самым ухом Патти, напади на Россию полчища китай­ цев, случись землетрясение, он не поше­ вельнется ни одним членом и преспокойно будет смотреть прищуренным глазом в свой микроскоп. Одним словом, до Геку­ бы ему нет никакого дела. Я бы дорого дал, чтобы посмотреть, как этот сухарь спит со своей женой». (сСкучная история»). Чехов был и великолепным психологом; ему, как и его старшим современникам Достоевскому и Толстому, также были до­ ступны самые потайные глубины человече­ ского сознания. Однако мы не найдем у него ни длинных монологов, крторые так любят произносить и вслух и про себя герои Достоевского; ни развернутых, об*