Сибирские огни, 1980, № 11

190 ВЛ. ШАПОШНИКОВ «Здравствуйте», поклонился он» — фразе, несомненно, пародийной — отсутствующее слово «сказал» легко подразумевается, так как его вполне заменяет собою глагол- жест «поклонился». И нет ничего удивительного в том, что этот прием (замена «обязательных» глаго­ лов глаголом-жестом) со временем стал одним из самых удобных при создании диалогов. Недаром А. Н. Толстой в своих беседах с молодыми авторами всегда со­ ветовал им идти «от жеста». «Представьте: у нас имеется мысль, желание. Вслед за мыслью и желанием является жест, внут­ ренний и внешний, вплоть до движения руки, мимики лица, выражения глаз, затем уже этот жест подтверждается словом. Слово завершает сложный процесс. Меж­ ду мыслью и словом всегда находится жест». Остается только добавить, что сам А. Н. Толстой был в этом отношении ве­ ликолепным мастером, умевшим всегда найти такой выразительный, «говорящий» жест, который сразу создавал и зритель­ ный образ и точно передавал внутреннее состояние героя. Вот небольшой отрывок из романа «Петр Первый»: «Стрельцы окружили генерала... — Слюшайте... (Он поднял руку в же­ лезной перчатке...) Вы добрые и разумные люди... Зачем нам биться? Выдайте нам за­ водчиков, всех воров, кто бегал в Москву. Овсей рванулся к его коню,— борода клочьями, красные глаза: — У нас нет воров... Это вы русских лю­ дей ворами крестите, сволочи! У нас у всех крест на шее... Франчишке Лефорту, что ли, этот крест не ндравится? Надвинулись, загудели. Гордон полупри­ крыл глаза, сидел на коне не шевелясь: — В Москву вас не пустим... Послюшайте старого воина, бросте бунтовать, будет плохо... Стрельцы разгорались, кричали уже по- матерному. Рослый, темноволосый, соко­ линоглазый Тума, влезши на пушку, раз­ махивал бумагой. — Все наши обиды записаны... Пустите нас за реку,— хоть троих, мы прочтем че­ лобитную в большом полку... — Пусть сейчас читает... Гордон, слу­ шай...» Великолепная сценка, не правда ли? Чи­ таешь и будто сам присутствуешь при этой перебранке наемника-генерала с мятеж­ ными стрельцами — настолько хорошо вид­ на здесь каждая фигура, настолько отчет­ ливо слышна каждая реплика. И вот что поразительно: строя диалог, писатель ни­ где не употребил перед репликами героев глаголов типа «сказал», «вымолвил». Вме­ сто этих «обязательных глаголов» он дал жесты, что и сообщило всему эпизо­ ду необыкновенную живость и динамич­ ность. Сейчас такой способ построения диало­ га ни у кого не вызывает протеста, и вряд ли у кого повернется язык повторить слова Л. Н. Толстого, сказать, что это «безобраз­ ная манера». Увы, как видим, ошибаются ивеликие... О том, как Антон Павлович Чехов «убил реализм» Сочные, выразительные детали, живо­ писные подробности — своего рода надеж­ ный строительный материал для писателя- реалиста. И, очевидно, чем больше таких деталей, тем прочнее должно быть само «строение» — художественное произведе­ ние. Однако и здесь все далеко не так просто, как это представляется на первый взгляд. Прочитайте внимательно вот этот отры­ вок: «Выставка была расположена на под­ стилке из мелко нарезанных обрезков го­ лубой бумаги; местами тщательно разло­ женные листья папоротника обращали не­ которые тарелки в букеты, окруженные зеленью. Это был целый мирок вкусных вещей, жирных и таявших во рту. Справа, в самом низу, у стекла, шел ряд банок с жареными ломтиками свинины вперемеш­ ку с банками горчицы. Повыше лежали маленькие окорока с вынутою костью, та­ кие красивые, круглые, желтые от тертых сухарей, затем следовали большие блюдаз красные и лоснящиеся страсбургские язы­ ки в шпике, казавшиеся кровавыми рядом с бледными сосисками и свиными ножка­ ми; черные кровяные колбасы, свернув­ шиеся, точно безвредные ужи; ливерные колбасы, сложенные по две, готовые лоп­ нуть от избытка здоровья; простые колба­ сы, похожие на спину певчего в серебря­ ной мантии...» Думается, мы не ошибемся, если ска­ жем, что данный отрывок оставляет двой­ ственное впечатление. С одной стороны — обилие живописнейших подробностей, по­ зволяющих рассмотреть каждый предмет вблизи, в упор. Но с другой стороны, имен­ но это обилие, точнее даже изобилие, ме­ шает нам увидеть картину в целом, по­ скольку каждая очередная подробность заслоняет собою, «нейтрализует» предыду­ щую. Грубо говоря, ощущение такое, буд­ то писатель берет тебя за шиворот и тычет носом в каждую сосиску, в каждый око­ рок. Автору здесь явно изменило чувство меры: он и сам утонул в подробностях и читателя утопил... А между тем, автор этот — знаменитый французский писатель Эмиль Золя. И было бы нелепым полагать, что Золя сделал та­ кое нагромождение из-за неопытности, из- за отсутствия мастерства. Нет, Золя совер­ шенно сознательно отдавал целые страни­ цы, а то и главы своих романов подроб­ нейшим описаниям; он считал своим дол­ гом запечатлевать на бумаге буквально все, что попадало в поле его зрения — будь то колбасная витрина, парижская ули­ ца, подвал прачечной или просто комната, где живет герой. Тут может сразу возникнуть вопрос: но ведь и Гоголь тоже любил «посмаковать» детали, «пощупать», осмотреть со всех ' сторон какой-либо предмет. Разве мало