Сибирские огни, 1980, № 11

с т и х и 17 Я разложил бумаги, прикидывая мыслью изощренной, как перекрыть безделье полугода нахально-фантастическим эссе на тему: «От Платонова «Тимея» — к молекулярной химии». Но вдруг вдали раздался взрыв. Под потолком пластмассовый светильник закачался, привет Платону! Два потока вместе сошлись у сквера: женщины с детьми, юнцы с магнитофонами, мужчины в домашних тапках — вдоль всего завода стеной стояли. Красные машины, взвывая, мчались. Чьи отцы, мужья там встретились лицом к лицу с пожаром! Как там мои ребята! Ощущая тоскливую у сердца пустоту — за тех, кто там остался, на цистернах, взрывающихся равномерно,— видел я эти лица тихие. Обидой я посчитал бы, если б кто сказал, что зрелищность одна была виною негромкого единства у ограды горящего завода. В этот час я ощутил, как связаны, как слиты мы все с народом нашим заводским, что в дни аварий нас не так уж мало и каждый жест — под пристальным вниманьем мужчин и женщин — часто незнакомых, а от беды горчайшей до любви путь небольшой... Работали всю ночь. Остатки искривленной арматуры сложили в кучу. Утром сдали кровь. И вновь письмо ужасное: «Товарищ! В недельный срок представьте курсовые, иначе будете исключены!» Внизу стоит красноречивый комментарий: «Ротаторная института, тираж две тысячи». У КОСТРА, В ЛЕСУ, ПРЕДРАССВЕТНОЕ... Что-то явилось во тьме дорогое... То ли ты, Русь, то ли что-то другое. Неизреченное — ветер с полян. * Древнему имени — вещий Боян, Соколы — пальцы да лебеди — гусли. Где там, вдали, ясноликие русы! 2 Сибиоские огни № 11