Сибирские огни, 1980, № 11

ВЕЛИКИЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ОТКРЫТИЯ 185 сосредоточены все помыслы Павла Ивано­ вича. А если и посещают его какие-то не­ чаянные, вольные мыслишки, они, в конеч­ ном итоге, все равно притягиваются к глав­ ной «идее», главной жизненной цели героя — разбогатеть, выбиться в люди. Вот встретилась ему по дороге в имение Соба- кевича молоденькая девушка, и Чичиков, невольно залюбовавшись ею («Славная ба­ бешка!»), тут же, однако, задается таким вопросом: «А любопытно бы знать, чьих она?'что, как ее отец? богатый ли помещик почтенного нрава, или просто благомысля­ щий человек с капиталом, приобретенным на службе? Ведь если, положим, этой де­ вушке да придать ты'сячонок двести прида­ ного, из нее бы мог выйти очень, очень ла­ комый кусочек. Это бы могло составить, так сказать, счастье порядочного челове­ ка». «Двести тысячонок,— замечает далее Гоголь,— так привлекательно стали рисо­ ваться в голове его, что он внутренне начал досадовать на самого себя, зачем в про­ должение хлопотни около экипажей не разведал от форейтора или кучера, кто та­ кие были проезжающие». Тут, конечно, нам могут возразить: ну какой спрос с Чичикова, какие еще помыс­ лы, кроме сугубо корыстных, узкомеркан­ тильных, могут быть у этого дельца-само- учки, готового за копейку родного отца продать?.. Хорошо. Давайте тогда возьмем другого героя — лермонтовского Печорина (надеемся, все согласятся, что в смысле ду­ ховных запросов этот человек на два по­ рядка выше Чичикова) — и понаблюдаем за ним в тот момент, когда он преда­ ется размышлениям накануне дуэли с Грушницкмм. «Что ж? умереть, так умереть: потеря для мира небольшая; да и мне самоеду по­ рядочно уж скучно. Я — как человек,-зева­ ющий на бале, который не едет спать толь­ ко потому, что еще нет кареты. Но карета готова? — прощайте! Пробегаю в памяти все мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? для какой цели я родился?.. А верно, она существовала, и, верно, было мне назначе­ нье высокое, потому что я чувствую в ду­ ше моей силы необъятные; но я не угадал этого назначенья, я увлекся приманками страстей пустых и неблагодарных; из гор­ нила их я вышел тверд и холоден, как же­ лезо, но утратил навеки пыл благородных стремлений, лучший цвет жизни...» С точки зрения психологии, здесь тоже все верно, все четко обусловлено и обос­ новано. Печорин, как то бывает почти у каждого человека, идущего на гибель, ито­ жит свою жизнь, в чем-то судит, в чем-то оправдывает себя. Но давайте вспомним еще одну хоро­ шо известную дуэль-поединок Пьера Бе­ зухова с Долоховым... Серьезно ранив Долохова и полагая, что тот не выживет, кляня себя за глуп'ую ссору, Пьер в тяжелом душевном состоя­ нии возвращается домой. «Он прилег на диван и хотел заснуть, для того, чтобы забыть все, что было с ним. Но он не мог этого сделать. Такая бу­ ря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. -То ему пред­ ставлялась она в первое время после же­ нитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо-насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохо­ ва, бледное, дрожащее и страдающее, ка­ ким оно было, когда он повернулся и упал на снег. «Что ж было? — спрашивал он сам се­ бя.— Я убил любовника, да, убил любовни­ ка своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? — Оттого, что ты женил­ ся на ней»,— отвечал внутренний голос. «Но в чем же я виноват? — спрашивал он.— В том, что ты женился, не любя ее, в том, что ты обманул и себя, и ее...» Казалось бы, тут можно было и поставить точку, ибо читателю все ясно: Пьер казнит себя за происшедшее, пытается найти хоть какое-то оправдание случившемуся и не находит. К тому же, все терзания Пьера, вся эта «буря, чувств, мыслей, воспомина­ ний», охвативших героя, переданы превос­ ходно. Чего же боле? Однако гениальный психолог и философ Толстой вдруг сообща­ ет «потоку сознания» героя совершенно неожиданный поворот. «...— Я виноват и должен нести... Но что? Позор имени, несчастно жизни? Э, все вздор,— подумал он,— и позор имени, и честь— Все условно, все независимо от меня. Людовика XVI казнили за то, что они го­ ворили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были пра­ вы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мучениче­ ской смертью и причисляли его к лику свя­ тых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Ни­ кто. А жив — и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью?» Мысли, согласитесь, очень странные, пря­ мо-таки ошеломляющие своей неожидан­ ностью. Но никакой авторской натяжки, ни­ какого насилия над героем здесь нет. У Пьера вдруг наступает то, что принято называть озарением, прозрением. Оказы­ вается, все происшедшее с ним произошло независимо от него, помимо его воли, по­ тому что существует некая сила, направля­ ющая все события — и большие, и малые,— распоряжающаяся судьбами всех людей — и простых смертных, и великих... И в этом прозрении Пьера заложен глубочайший смысл. Ведь одной из основных мыслей романа является мысль о зависимости че­ ловека от человечества, от всего поступа­ тельного хода истории. Мысль эта в даль­ нейшем пройдет через весь роман, прело­ мится, обогатится новыми оттенками в судьбах всех главных героев, ставших во­ лею жребия участниками войны 1812 года, творцами одной из замечательных страниц