Сибирские огни, 1980, № 11
1 7 8 Л. ЯКИМОВА результаты русской литературы, ко и ве сомость того вклада в новую идейно-эсте тическую общность, который вносит каж дая из 75 наших национальных литератур, ибо, оказывается, что и самые малые, и са мые молодые из .них способны сегодня, без каких-либо скидок на малолетство, соот ветствовать общему уровню эстетического сознания как советской, так и мировой ли тературы. Чукча Юрий Рытхэу, юкагир Се мен Курилов, нивх Владимир Санги, украи нец Павло Загребельный, белорус Василь Быков, киргиз Чингиз Айтматов, грузин Но дар Думбадзе, узбек Тимур Пулатов, азер байджанец Анар, прибалты Энн Ватемаа, Пауль Куусберг, В. Мартинкус — каждый из них способен загадать нам загадку: кому из них суждено стать классиком? А фено мен А. Вампилов, разве разгадан он с точ ки зрения того, значить ли его в явлениях, преходящих, числить ли в классиках? Словом, тот разговор, который в такой отчетливо категорической форме, с пози ций критического максимализма, начал В. Шапошников, не бесполезен — в конеч ном счете он стимулирует энергию подве дения итогов, взывает к изучению опыта прошлого во имя настоящего, ставит во прос о сути литературного процесса. Однако цена такой опосредованной по лезности оказывается весьма высокой — расплачиваться приходится издержками са мой истины. Не составляет особого труда указать на некоторые из них. Перечислив «классику» 70-х годов века минувшего, В. Шапошников спрашивает: «А что мы имеем на сегодняш ний день? Какие' произведения, вышедшие за последние годы, мы можем признать шедеврами?..» И как бы заранее предвидя обвинения в некорректности сравнения, замечает: «Скажут: нечестный прием». А ни куда не деться, потому что отсутствие ше девров в современной литературе В. Ша пошников доказывает на примерах, заве домо не отвечающих критериям классики. Если уж оперировать именами Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Толстого, Тургенева, Островского и Достоевского, то и в нашей литературе следует выходить хотя бы на приблизительно тот же уровень ценностей: на творчество А. Твардовского, Ф . Абра мова, С. Залыгина, опять же В. Распутина, В. Астафьева, В. Шукшина. И все-таки главный хлеб своим оппонен там В. Шапошников дает даже не тогда, когда выражает недовольство качеством современной литературы, а когда теорети зирует по поводу причин «малого появле ния шедевров». Если следовать логике кри тика, «золотой век» литературы остался в прошлом, когда пригоршнями можно было черпать и типические коллизии, и типиче ские характеры. К 70-м же годам нашего века потенциал их оказался исчерпанным, и на долю современных писателей остается лишь возможность обновления старых ти пов «в духе своего времени». «Создать по- настоящему значительный, типический ха рактер сейчас действительно очень труд но,— утверждается в статье «Чтобы стать классиком»,— ибо любая колоритная фи гура, вышедшая из-под пера современного автора, непременно в чем-то будет повто рять давно известный, описанный в лите ратуре человеческий тип...» Как видим, типический характер в пони мании В. Шапошникова — это нечто ста бильное, раз и навсегда данное. Эту ста бильность придает ему общечеловеческое начало, которое вечно и неизменно, как стержень, к которому крепятся социальные черты, обновляющие тип в духе времени. Критик не хочет считаться с тем, что обще человеческое не существует само по себе, в чистом виде, что оно проявляется лишь в конкретно-исторической, социальной фор ме, что в каждый данный момент общече ловеческое выглядит иначе, чем выглядело оно перед этим, и процесс создания типи ческих характеров в литературе неостано вим, как неисчерпаемы типические ситуа ции в жизни. Если взглянуть на понятия «тип», «типи ческое» в литературе с позиций некоторых непреложных для науки — в том числе и литературоведческой — истин, в частности, историзма, то не останется и следа от апо калиптических настроений, внушаемых кри тиком, все встанет на свои места, и надеж да писателя выбиться в классики не будет казаться несбыточной. Был бы талант. Подобно другим эстетическим категори ям «типическое» движется во времени, т. е. исторично, и при сложной диалектике на полнения его общечеловеческим, социаль ным и индивидуально-психологическим со держанием художественней литература ни когда не исчерпает многообразия жизни, а жизнь ни на минуту не перестанет быть для нее неисчерпаемым источником новых типов. Нельзя представить себе ничего более парадоксального, чем мысль об исчерпан ности типов — типических ситуаций и ха рактеров. Мысль эта в основе своей не диа лектична, не исторична. . Однако то, что в статье В. Шапошникова воспринималось еще как результат личных откровений без лишних претензий на лите ратуроведческую теорию, приобретает ха рактер строгого учительства, посягательст ва на цельную концепцию, благодаря вклю чению в дискуссию критика А. Горшенина. Безоговорочно принимая дискуссионные условия В. Шапошникова, буквально во всем к нему присоединяясь, А. Горшенин как ученик оказывается «благовернее» са мого учителя и все теоретические издерж ки дискуссии доводит до логического кон ца, и они уже обретают черты некоей тео ретической непреложности, начинают соз давать видимость системы. Если определенную ценность статьи В. Шапошникова составляют те конкретные истины, которые он высекает путем разбо ра, произведений «текущей беллетристики», то А. Горшенин почти не нисходит до вы явления идейно-эстетической значимости конкретных литературных произведений. Он предлагает вниманию читателя свой конспект истории русской литературы от романтизма до наших дней, и глазам от крывается удручающая картина исчер
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2