Сибирские огни, 1980, № 11

164 ГЕННАДИИ КАРПУНИН Стоит буржуй, кан пес голодный, Стоит безмолвный, как вопрос. И старый мир, как пес безродный, Стоит за ним, поджавши хвост. В образе нищего, заискивающего пса буржуа-мещанин пристраивается к шест­ вию нового мира. По существу — это Вань­ ка, спасшийся благодаря тому, что вовремя изменил свое обличив, превратившись из трактирщика в заведующего чайной, либо отхожим местом, либо еще чем-нибудь в сфере обслуживания. Пес-буржуа, пес-дьявол умело пользует­ ся «нигилистической» позицией двенадцати по отношению ко всей культуре прошло­ го —-¿тем, что ...идут без имени святого Все двенадцать — вдаль. Ко всему готовы, Ничего не жаль... Христос также возникает из тела Кать­ к и— Святой Руси. Но если пес идет от парши осквернившей себя многовековым блудюм плоти старого мира, то Христос — от нетленности русского духа, русской и мировой культуры. Блоковский Христос — это святой дух, очищенный и освобожденный от всей на­ копившейся грязи и всех оков — от бога на иконе, от царя на троне, от попа на ам­ воне, от помещика на земле, от толстосу­ ма на фабрике, от урядника на посту. Это — те сокровища, владеть которыми имеет право только народ. Это — то, о чем Блок записывает в своем дневнике 1 мар­ та 1918 г.: «Да, у меня есть сокровища, ко­ торыми я могу «поделиться» с народом». Блок заключает слово «поделиться» в ка­ вычки, потому что для него несомненно, что все имеющееся у него уже принадле­ жит народу, и только народу. Блоковские двенадцать заняты ломкой старого мира. Дл4 них он весь — «падаль». Но впереди строительство нового мира, гражданином которого «можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память зна­ нием всех тех богатств, которые выработа­ ло человечество» '. Ленин и Блок, хотя и ‘ В. И. Ленин . ПСС, т. 41, стр. 305. пользуются разными терминами, говорят об одном и том же. Итак, и псом и Христом красногвардей­ цев наделяет Катька. Псом она платит Пет- рухр за ненависть и убийство, а Христом — за любовь и жалость. Блок писал о своем Христе: «Но я иног­ да сам глубоко ненавижу этот женствен­ ный призрак». Ненависть Блока вполне по­ нятна. Пес шел с красногвардейцами как кусок паршивой, но п л о т и , Христос же был находящимся в началах нового мира бесплотным «женственным призраком», то есть только идеей, Логосом. Для воплоще­ ния Логоса, идеи нового мира, требовался конкретный женский образ. Так, например, в Евангелии Логос воплощается через деву Марию, в «Слове о полку Игореве» вопло­ щение идеи нового мира происходит через Богородицу Пирогощую («Игорь едетъ по Боричеву къ святей Богородици Пирого- щей»), у Рембрандта в его «Ночном дозо­ ре» идея нового мира предстает в образе светящейся юной Саскии, символически идущей впереди амстердамских стрелков, стражей Нидерландской революции, «в бе­ лом венчике из роз» под нависающим по­ лотнищем знамени (позади стрелков, как и у Блока в «Двенадцати»,— приблудный паршивый пес). Но женского образа, кото­ рый сменил бы Катьку, Блок не мог найти, ибо он не видел конкретных форм буду­ щего. «О Русь моя! Жена моя!,.» — это осталось в прошлом. Эта ж е н а говори­ ла: «Я встречаю новый мир, я, может быть, полюблю его». «Но,— записывает Блок в дневнике,— она еще не разорвала со ста­ рым миром и представила все, что нако­ пили девятнадцать веков. Да». Впрочем, намек на женский образ новой Руси в позме имеется — в реплике одного из красногвардейцев: — Ну, Ванька, сукин сын, буржуй. Мою, попробуй, поцелуй! «Моя» — новая, противоположная, Кать­ ке, строгая и действительно святая Русь- жена. Но этот женский образ новой Руси видели только красногвардейцы. И в этом была разница между историями любви и преступления Петрухи и Блока. ♦