Сибирские огни, 1980, № 11

ИСТОРИЯ ЛЮБВИ И ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПЕТРУХИ 163 ного и бессознательного» (Дневник 1919 г.). Блок порвал с прошлым. «Не меньше, нем вы, ненавижу Зимний дворец и му­ зеи»,— писал он Маяковскому, который за­ нимал в то время «нигилистическую» пози­ цию по вопросу о значении художествен­ ного наследия прошлого для социалисти­ ческой культуры и призывал к «разруше­ нию» дворцов и другого «старья». Но Блок не мог преодолеть в себе жалости к этому святому для него прошлому. Блоку хочет­ ся, чтобы его октябрьское прозрение ока­ залось ошибкой, чтобы идущий с красно­ гвардейцами был не Христос, а Другой: «Страшно то, что опять Он с ними, и Дру­ гого пока нет» (Записная книжка № 56, 18 февраля 1918 г.). Враги революции про­ рочили, что с победой большевиков в мир придет Другой, и Блок ждал Другого, и искал «грязь и следы человечьих копыт (с подковами}», и «ежедневным», «житей­ ским», «малым» умом находил их более, чем достаточно, даже на собственных ру­ кописях— на черновиках стихов, привезен­ ных ему из разграбленного шахматовского дома. Но Ванька гримасничал перед Блоком и навязчиво лез ему на глаза только тогда, когда под напором житейской в’ьюги поэт понуривал голову и смотрел под ноги. Когда же Блоку удавалось взглянуть по­ верх Ваньки, ему открывалась не тьма, а свет. И Блок, анализируя очередной «ре- волюцьонный шаг» красногвардейцев,— а эти шаги были один дерзче другого — от введения нового правописания до под­ писания Брестского мира,— шаги, разоб­ раться в которых не могли даже многие профессиональные революционеры (выход из Совета Народных Комиссаров левых эсеров),— анализируя каждый новый шаг людей, ставших героями его поэмы, Блок отмечал, что «опять Он с ними» и что «Другого пока нет». Блок сам сожалел, что Святое и Правое с красногвардейцами. Он не хотел этого, но такова была истина. «К сожалению, Христос»,— говорил Блок и шел вместе с Петрухбй и его товарищами. Поставив в Начале нового мира, то есть- в будущем этого мира, Христа как символ святого и правого дела, Блок бросил вызов всей белогвардейщине: из его поэмы сле­ довало, что если Христос идет с красно­ гвардейцами, то с белой гвардией идет Другой. Но вернемся к «детективной» линии, с которой мы начали эту главу. Красногвар­ дейцы со словами: «Лежи ты, падаль, на снегу!»— переступают через труп Катьки и сразу же обзаводятся двумя спутниками — паршивым псом и Христом. Пес ковыляю­ щей походкой идет позади, а Христос с кровавым флагом шествует впереди. От­ куда, из какого материала возникают эти спутники? Какова логика их появления? Катька убита. Ее труп остался лежать на снегу. Но Катька, о чем уже говорилось, это не простая, страстная и добрая «рус­ ская девка», а символическое олицетворе­ ние старого мира, Святой Руси. Катькин труп — труп погибшей России. Этот труп 11* разлагается, смердит. «9/10 России (того, что мы так называли) действительно уже не существует,— пишет Блок в своем днев­ нике 4 марта 1918 г.— Это был больной, давно гнивший; теперь он издох; но он еще не похоронен; смердит. Толстопузые мещане злобно чтут дорогую память тру­ па (у меня непроизвольно появляются хо­ реи, значит, может быть, погибну)». Картина разлагающегося, смердящего трупа России-Катьки показана в 1-й главке «Двенадцати». О погибели России здесь говорится со всей определенностью: А это кто? — Длинные волосы И говорит вполголоса: — Предатели! — Погибла Россия! Должно быть, писатель — Вития... Причем эта погибель дана здесь не тра­ гической стороной, а комической. Вместо Катьки с простреленной головой на снегу лежит поскользнувшаяся «барыня в кара­ куле»: Вон барыня в наракуле К другой подвернулась: — Уж мы плакали, плакали.» Поскользнулась И — бац — растянулась! Ай, ай! Тяни, подымай! Комическому «Тяни, подымай!», имею­ щему в виду спасение поскользнувшейся «барыни в каракуле», соответствует столь же комический плакат: «Вся власть Учре­ дительному Собранию!», призывающий к спасению России. Но для кого комедия, а для кого траге­ дия. Для буржуя, стоящего на перекрест­ ке, погибель России — не падение по­ скользнувшейся барыни. Он стоит над тру­ пом старого мира: Ветер хлестний! Не отстает и мороз! И буржуй на перекрестке В воротник упрятал нос. Те же самые «хореи», что и в дневнике поэта: Толстопузые мещане Злобно чтут Дорогую память трупа (У меня непроизвольно Появляются хореи, Значит, может быть, погибну)... Из мертвой плоти старого мира, из этой смердящей падали и возникает паршивый пес. Он появляется в 9-й главке поэмы ря­ дом с буржуем, который «злобно чтит до­ рогую память трупа»: Стоит буржуй на перекрестке И в воротник упрятал нос. А рядом жмется шерстью жесткой Поджавший хвост паршивый пес. Собственно, пес и буржуй — это одно и то же, одна плоть старого мира. Разница лишь в том, что буржуй — конкретное яв­ ление, а пес его символическое олицетво­ рение;