Сибирские огни, 1980, № 11

162 ГЕННАДИИ КАРПУНИН Только нищий пес голодный Ковыляет позади... — Отвяжись ты, шелудивый, Я штыком пощекочу! Старый мир, нак пес паршивый, Провались — понолочу! ...Скалит зубы — волк голодный — Хвост поджал — не отстает — Пес холодный — пес безродный... — Эй, отнликнись, кто идет? — Кто там машет красным флагом? — Приглядись-ка, эка тьма! — Кто там ходит беглым шагом, Хоронясь за все дома? — Все равно, тебя добуду, Лучше сдайся мне живьем! — Эй, товарищ, будет худо, Выходи, стрелять начнем! Трах-тах-тах! — И только эхо Откликается в домах... Только вьюга долгим смехом Заливается в снегах... Поэма Блока — это своего рода мифоло­ гическая космология. Блок рисует конец и начало нового мира. Конец — в том смыс­ ле, в каком это слово употребляется по отношению к движущемуся отряду,— то есть «хвост»; а начало — перед, голова идущей колонны. В конце идущего нового мира, в хвосте его, ковыляет паршивый пес — наследие прошлого. Это для Блока абсолютно ясно. Но кто идет впереди этого мира, кто стоит в начале его — там, за далью времен? Кто он, грядущий? «Эй, откликнись, кто идет?» — это тот вопрос, на который и ищет ответа Александр Блок. Это — глав­ ный вопрос поэмы, ее, как сказали бы мы теперь, проблематика. Кто идет: Тот, кого ждали, или Другой? Во имя кого пролита кровь: Святого или Дьявола? Дьявол — вот он, рядом: ковы­ ляет, как ему и положено. А что впереди? Ведь то, что впереди,— это будущее, пред­ стоящее, даль времени. Там — тьма, и ни­ чего не разглядеть в этой тьме — оттуда только вьюга, заливаясь долгим смехом, «пылит в очи дни и ночи напролет»... Пес, увязавшийся за Фаустом, войдя в его дом, начинает расти и превращается в Сатану — Мефистофеля. С ужасом наблю­ дает Фауст за происходящей метаморфо­ зой черного пуделя: Страшен, грозен, громаден, нак слон, Вырастает за печкою он, И в тумане он хочет разлиться! Он весь свод заполняет собой... Но Фауст, когда черный пудель бежал позади него, не мог видеть предстоящего, не мог знать, что его ждет. Пес — реальность, его видно невоору­ женным глазом. А то, что впереди,— приз­ рак будущего, вьюга, столбы метели. И на­ до иметь тот «большой» ум, о котором Блок пишет в своем дневнике, напрячь все свое зрение, чтобы ав столбах метели на этом пути» увидеть Святое и Правое — не Антихриста, а Христа. Но вдруг не Христос, а все-таки Тот, Другой? Ведь смотреть вперед трудно — вьюга «пылит в очи дни и ночи напро­ лет». Так — в поэме. В записной книжке: «Ежедневность, житейское, изо дня в день — подло» (запись от 10 марта 1918 г.). Ясно лишь только то, что пса надо гнать: — Отвяжись ты, шелудивый, Я штыком пощекочу! Но как прогонишь исчадие ада, если оно уже рядом, в быту, уже вошло в твою квартиру, как черный пудель в кабинет Ф а­ уста, и начинает расти, заполняя собой все: «26 (13) февраля, ночь Я живу в квартире, а за тонкой перего­ родкой находится другая квартира, где живет буржуа с семейством (называть его по имени, занятия и пр.— лишнее). Он об­ стрижен ежиком, расторопен, пробыв всю жизнь важным чиновником, под глазами — мешки, под брюшком тоже, от него пах­ нет чистым мужским бельем, его дочь играет на рояли, его голос — тэноришка — раздается за стеной, на лестнице, во дворе у отхожего места, где он распоряжается, и пр. Везде он. Господи, боже! Дай мне силу освобо­ диться от ненависти к нему, которая ме­ шает мне жить в квартире, душит злобой, перебивает мысли. Он такое же плотояд­ ное двуногое, как я. Он лично мне еще не делал зла. Но я задыхаюсь от нена­ висти, которая доходит до какого-то пато­ логического истерического омерзения, ме­ шает жить. Отойди от меня, сатана, отойди от меня, буржуа, только так, чтобы не соприкасать­ ся, не видеть, не слышать; лучше я или еще хуже его, не знаю, но грустно мне, рвотно мне, отойди, сатана» (Дневник 1918 г.). Вот он — Тот, Другой, и вот она — Та, Другая квартира. Утекший от красногвар­ дейской пули Ванька оказался не так-то прост. Он приспособился к новому миру, пристроился, как и положено прохвосту, в хвосте, сзаду — переквалифицировавшись в распорядителя отхожим местом. Нет, не зря вслед ему было пущено: «Ужо, постой, расправлюсь завтра я с тобой!» Ванька и в новом мире остался верен своей сущ­ ности. И как распорядитель отхожего ме­ ста и как сам то самое, что туда поступает, Ванька заполнил собой в се— «Везде он»! «11 июня. Ольгино и Лахта ...В чайной, хотя и стыдливо — в углу ма­ лозаметном,— вывешено следующее объ­ явление: «НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ОСТАВЛЯТЬ ПОСЛЕ СЕБЯ ГРЯЗИ НИ ФИЗИЧЕСКОЙ, НИ МОРАЛЬНОЙ. З а в е д у ю щ и й » . Заведующий, по-видимому, бывший трак­ тирщик. Когда я переспрашивал, к какому комис­ сариату относится ограбленный бывший «замок», вокруг которого все опоганено, как водится, он (или его сосед — «член со­ вета») долго молчал; наконец нерешитель­ но ответил, что это — «министерство на­ родного просвещения». ...Загажено все еще больше, чем в прош­ лом году. Видны следы гажекья сознатель-