Сибирские огни, 1980, № 11

160 ГЕННАДИИ КАРПУНИН В кондовую В избяную, В толстозадую! Но это не просто переход с одной темы на другую, это — поворот мысли от жи­ тейской ситуации к революционной фило­ софии. Гулящая девка становится олице­ творением всей Святой Руси. И далее _ в поэме Святая Русь, «кондовая, избяная, толстозадая», полностью заменяется ее олицетворением,— естественно, с соответ- ствующей коррекцией эпитета «толстоза­ дая»: Ах ты, Катя, моя Катя, Толстоморденькая... Блок сознательно выбирает для гулящей девки имя «Катя»: официальным символом Святой Руси, изображавшимся на царских деньгах, была Екатерина II — «Катька». Таким образом, призыв к убийству Кать­ ки звучит в самом же начале поэмы. Это — призыв пальнуть пулей в Святую Русь. И, надо заметить, этому призыву пред­ шествуют те же слова, что сопровождают убийство Катьки: РеволюЦъонный держите шаг! Неугомонный не дремлет враг! Но если Катька — олицетворение Святой Руси, то кто же такой «речистый» Ванька, который «Катьку-дуру обнимает, заговари­ вает»? И что означает странная реплика красногвардейцев: «Был Ванька наш, а стал солдат!»? Почему «солдат» значит «не наш», «сукин сын» и «буржуй»? Дело в том, что в эпоху Блока сущест­ вовала четкая разница между солдатами и красногвардейцами. Солдатами называ­ лись те, кого выдвинула Февральская ре­ волюция, потому что события Февральской революции сделали главной фигуру солда­ та (названия «нижние» и «верхние чины» отменялись, все — от рядового до генера­ л а— объявлялись гражданами свободной России и солдатами революции). До Ф ев­ раля Ванька и двенадцать вели общую борьбу — борьбу за свержение царского самодержавия,— и Ванька был для две­ надцати «наш». Но после Февраля пути Ваньки и двенадцати разошлись: Ванька, удовлетворенный Февральской революци­ ей, стал ее солдатом, а двенадцать, решив­ шие бороться до конца, до победы ми­ ровой революции, пошли в Красную гвар­ дию: Как пошли наши ребята В красной гвардии служить — В красной гвардии служить — Вуйну голову сложить! Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем, Мировой пожар в крови — Господи, благослови! Ванька — олицетворение «плодов» Фев­ ральской буржуазно-демократической ре­ волюции. Для двенадцати красногвардей­ цев, бывших его товарищей, он теперь «солдат», «сукин сын», «буржуй» и «под­ лец». Февральская революция ничего не да­ ла двенадцати. Они прозябают по-преж­ нем у— «Холодно, товарищи, холодно!» А Ванька разбогател, ему тепло, он гу­ ляет в кабаке с Катькой. Сочетание Ваньки и Катьки — символиче­ ское изображение реальной картины, сло­ жившейся после Февраля: Святая Русь, кичившаяся своим благородством, не раз­ думывая пала в объятия Керенского — «речистого» Ваньки «в шинелишке солдат­ ской с физиономией дурацкой». Недаром Петруха, обращаясь накануне убийства к былому предмету своей любви,— а Пет­ руха это человек того же душевного скла­ да, что и сам Александр Блок, далеко не безразличный к многовековой славе Свя­ той Руси,— недаром Петруха говорит: Гетры серые носила, Шоколад Миньон жрала, С юннерьем гулять ходила — С солдатьем теперь пошла? Кстати, любопытная деталь — использо­ вание Блоком для выражения этой мысли еще и символики денежных знаков: — А Ванька с Катькой — в кабаке.» — У ей керенки есть в чулке! Катька с керенками — великодержавная денежная единица, обеспеченная не имею­ щими никакой цены деньгами Временного правительства... Однако не следует ли из сказанного, что действие в начальных главках «Две­ надцати» происходит до Октябрьской ре­ волюции? А если следует, то не противо­ речит ли это сложившемуся представле­ нию, что описываемые Блоком события относятся к послеоктябрьскому времени? Суть, как уже говорилось, в том, что содержание «Двенадцати» является двух­ плановым: в прямом смысле — это рассказ о движении ночного красногвардейского патруля по петроградской улице в начале 1918 года, в плане же переносном — сим­ волическое изображение событий, связан­ ных с двумя русскими революциями: Фев­ ральской буржуазно-демократической и Великой Октябрьской социалистической. Этот второй,' символический план читает­ ся совершенно ясно. Возьмем хотя бы образ блоковского «лихача»: Снег крутит, лихач кричит, Ванька с Катькою летит — Елекстрический фонарик На оглобелыках... Ах, ах, пади!.. Со времен «Руси-тройки» (и более ран­ них) образ мчащегося экипажа — символ летящей жизни, общественного развития: «Не так ли и ты, Русь, что бойкая необго- нимая тройка, несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, всё от­ стает и остается позади...» У Блока «лихач» с Ванькой и Катькой — это разгул старого мира, чувствующего приближение своего конца, это неудержимо несущаяся навстре­ чу своей погибели Святая Русь, «кондовая, избяная, толстозадая». Продолжая извест­ ную художественную традицию. Блок об