Сибирские огни, 1980, № 11
ИСТОРИЯ ЛЮБВИ И ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПЕТРУХИ 1 5 9 стойным Элизиума и сопричтенным любви оказывается именно бунтовщик и убийца самого святого, что было в жизни. Мысль о санкции на убийство «прове ряется» и в самих «Двенадцати». Совершив преступление, Петруха начинает приходить в себя. Его охватывает чувство ужаса и раскаяния. Красногвардейцы, заметив ш а т а н и е своего товарища, вынуждены су рово осудить его и наставить на прежний «революцьонный шаг»: — Поддержи свою осанку! — Над собой держи контроль! Заглушив в себе чувство вредной для дела революции жалости, Петруха вырав нивает ш а г и : И Петруха замедляет Торопливые шаги... Он головку вскидавйет, И опять повеселел.- Однако веселость Петрухи деланная, не естественная, не совпадающая с тактом его шагов («шаги» и «повеселел» не риф муются!). Петруха понимает, что его това рищи— такие же люди, как и он, и что их также гнетет тяжесть совершенного пре ступления, хотя они и стараются не пока зать вида. Бремя обрушившейся на две надцать красногвардейцев ответственности несоизмеримо с человеческими возможно стями. Оно по плечу только сверхъестест венному существу. Вот почему в финале «Двенадцати» появляется Христос — он снимает с Петрухи и его товарищей бремя нечеловеческой ответственности за содеян ное и возлагает его на себя. Символ взя той им на себя Катькиной крови — крова вый флаг в его руках: ...Так идут державным шагом — Позади — голодный пес, Впереди — с кровавым флагом, И за вьюгой невидйм, И от пули невредим, Нежной поступью надвьюжной, Снежной россыпью жемчужной, В белом венчике из роз — Впереди — Исус Христос. Образ Христа мучал Блока, чуждого ре лигиозности. 20 (7) февраля 1918 года поэт записывает в своем дневнике; «Религия — грязь (попы и пр.). Страшная мысль этих дней: не в том дело, что красногвардейцы «не достойны» Иисуса, который идет с ними сейчас; а а том, что именно Он идет с ними, а надо, “чтобы шел Другой». Кто — «Другой»? Кого, если не Христа, поэт мог поставить во главе двенадцати? Чтобы ответить на этот вопрос, надо иметь в виду, что для Блока красный цвет ре волюционного знамени означал не кровь павших в борьбе за дело революции про летариев, а кровь уничтоженного пролета риатом старого мира — того мира, к кото рому принадлежал он сам. Красногвардей цы, участники революционных боев, были живы, это не их кровь пролилась во время революции, а кровь их противников, и для Блока важно было понять, что же есть ре- волюционное насилие: Добро или Зло? Кто идет с победившими красногвардейцами: Бог или Дьявол. Ведь не случайно слово «Другой» написано у Блока с заглавной буквы: «Другой» — это п р о т и в о п о л о ж н ы й Христу, т, е. Антихрист. Блок решал в «Двенадцати» вопрос отно шения к Октябрьской революции. И хотя он принадлежал к старому миру и, с точки зрения этого мира, должен был расценить Октябрьский переворот делом рук «Дру гого», т. е. Антихриста, он поставил внереди красногвардейцев Христа. Вспомним реакцию бывших друзей Бло ка на появление «Двенадцати». Именно «Другого» ожидали они от Блока. «А надо, чтобы шел Другой»,— ведь это же требо вание 3. Н. Гиппиус и ей подобных, обру шившихся с клеветой на Октябрьскую ре волюцию. В дневнике Блока сохранилось непосланное письмо к 3. Н. Гиппиус. «Не знаю (или — знаю),— пишет Блок,— почему Вы не увидели октябрьского величия за октябрьскими гримасами, которых было очень мало — могло быть во много раз больше». Блоковский Христос — знак положитель ной оценки Октябрьской революции, сим вол искупления пролитой красногвардей цами крови. И все обстояло бы иначе, если бы Блок поместил впереди красногвардей цев «Другого». Для этого достаточно было перевернуть финальную сцену, выдвинув на передний план «голодного пса». Этот «голодный пес» и есть тот, кого Блок в своей дневниковой записи Называет «Дру гой», ибо пес — традиционный образ Дья вола. В образе черного пса, в частности, Сатана появляется в «Фаусте». А Блок, ра ботая над «Двенадцатью», как известно, перечитывал Гете. Показательна его запись от 29 января 1918 года. В день окончания «Двенадцати», перед тем, как занести в дневник ставшее знаменитым «Сегодня я — гений», Блок пишет: «Я понял Faust'a. «Knurre nicht, Pudel» («Не ворчи, пу дель»— слова Фауста из 1-й части гетев- ской драмы). 2 Заступив на пост, красногвардейцы раз говаривают о Ваньке и Катьке: — А Ванька с Катькой — в кабаке... — У ей керенки есть в чулке! — Ванюшка сам теперь богат,.. — Был Ванька наш, а стал солдат! — Ну, Ванька, сукин сын, буржуй, Мою, попробуй, поцелуй! Свобода, свобода, Эх, эх, без креста! Катька с Ванькой занята — Чем, чем занята?.. Тра-та-та! С темы гулящей девки разговор переки дывается на всю Святую Русь: Товарищ, винтовку держи, не трусь! Пальнем-ка пулей в Святую Русь —
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2