Сибирские огни, 1980, № 11

15 8 ГЕННАДИИ КАРПУНИН вел шарманку, Что ты, Петька, баба, что ль? — Верно, душу наизнанку Вздумал вы­ вернуть? Изволь|»), потому что трагическая нелепость, не зависящая от воли человека, не основание для раскаяния. Наконец, с версией ненамеренного убий­ ства никак не согласуются слова Петрухи, обращенные к мертвой Катьке; Чтб, Катька, рада7 — Ни гугу... Лежи ты, падаль, на снегу! Нет, не ‘ похоже это на «потрясение», о котором пишут исследователи: «Петруха потрясен до глубины души делом своих рук; целился в разлучника, «буржуя» и «сукина сына» Ваньку, а попал в Катю». Это — самый настоящий приговор «Катьке- дуре», и приговор этот утверждается име­ нем революции — ведь именно после дан­ ных строк звучит знаменитое; Революцьонный держите шаг! Неугомонный не дремлет враг! Итак, что же выходит? Убийство Кать­ к и— не трагическая случайность, как мы привыкли считать, а вполне намеренное действие Петрухи. Более того — дейст­ вие, расцениваемое как «революцьонный шаг»!.. Но, может быть, мы ошибаемся, трактуя эти слова как революционную санкцию де­ лу Петрухиных рук? Ведь в известной ли­ тературе о «Двенадцати» данное место поэмы рассматривается иначе — как «стык двух ее полярных начал; душевного разгу­ ла, охватившего двенадцать, и просыпаю­ щейся в них упорной воли». «Душевный разгул», о котором здесь идет речь,— это действия двенадцати, связанные с попыт­ кой задержать «лихача», везущего Ваньку и Катьку. Открытую красногвардейцами стрельбу исследователи квалифицируют как чинимый ими самосуд. Крайняя степень «душевного разгула» —; «грубейшие» слова Петрухи; «Лежи ты, падаль, на снегу!» — в ответ на что, дескать, и звучит призыв, напоминающий двенадцати о необходимо­ сти строго соблюдать революционную законность; «Революцьонный держите шаг!» Ну, во-первых, вряд ли можно согласить­ ся с утверждением, что действия красно­ гвардейцев противоречат законам револю­ ционного времени. Двенадцать — это ноч­ ной патруль, в обязанности которого входит задерживать и проверять всех встречных, а в случае неподчинения при­ казу остановиться — стрелять. Двенадцать не могут, не имеют права действовать ина­ че, поскольку это их прямой революцион­ ный долг. Для выполнения этого долга и висят у них «за плечами ружьеца». Проанализируем поведение красногвар­ дейцев. Навстречу двенадцати мчатся на «лихаче» разгулявшиеся Ванька с Катькой: ...Опять навстречу несется вскачь. Летит, вопит, орет лихач... I Красногвардейцы требуют, чтобы «ли­ хач» остановился: Стой, стой!.. Ванька с Катькой не внемлют грозному окрику патруля, и тогда красногвардейцы вынуждены действовать решительно. Зву­ чит приказ; ...Андрюха, помогай, Петруха, сзаду забегай!.. Петруха оказывается в сложной ситуа­ ции, ведь в промчавшемся экипаже Кать­ ка, как известно, запрокинута головой на­ зад: Запрокинулась лицом. Зубки блещут жемчугбм— Катька заслоняет собой обнимающего ее Веньку, и в прорези прицельной планки Петруха видит только Катькину голову. Петруха любит Катьку, но как патрульный, имеющий строгий революционный приказ, он не должен руководствоваться личными чувствами. Он обязан стрелять даже в том случае, если бы перед ним была не Катька, а родная мать. И Петруха, проявляя выс­ шую революционную сознательность, не колеблется в выборе между любовью и долгом — он нажимает на спусковой крю­ чок: Трах-тарарах-тах-тах-тах-тах! Вскрутился к небу снежный прах!.. Выстрел Петрухи достигает цели. Катька убита. Ванька же, сбросив ее тело в снег, пускается наутек: Лихач — и с Ванькой — наутек... Еще разок! Взводи курок!.. Трах-тарарах! Ты будешь знать, Как с девочкой чужой гулять!.. Но Ваныка уже далеко: Утек, подлец! Ужо, постой, Расправлюсь завтра я с тобой! * Красногвардейцы находят в снегу мерт­ вую Катьку. Как и следовало ожидать, у нее прострелена голова: А Катька где? — Мертва, мертва! Простреленная голова! И вполне понятен приговор, вынесенный Петрухой. Катька — «падаль» потому, что она п а л а , связавшись с «подлецом» Вань­ кой, оказавшись вместе с ним во враждеб­ ном, контрреволюционном лагере. Ведь Ванька-то не кто иной, как «сукин сын, бур­ жуи»! Петрухины руки обагрены кровью, но пролитие этой крови санкционируется са­ мой революцией: Революцьонный держите шаг!. Неугомонный не дремлет враг! Вслед за «Двенадцатью» Блок, как из­ вестно, написал очерк «Катилина», на ко­ торый, по его словам, он смотрел как на «проверку» поэмы. «Проверке» подверга­ лась главная мысль «Двенадцати» — мысль о санкции на убийство. Указывая на исто­ рическую аналогию — убийство Катилиной его возлюбленной,— Блок в конце своего очерка говорит, что критикам надлежало бы обратить свое внимание на то, что до-