Сибирские огни, 1980, № 11

15 4 А. РОЗИН Потом догадался. Приобнял за плечи: — Ничего, дружок, ничего... Зато теперь ты напишешь, что надо. Три месяца проработал Черных подпас- • ком. Потом долго писал сценарий. Еще дольше этот сценарий пролежал затем в редакции, ожидая утверждения. Одна из сотрудниц, считавшая себя безусловно че­ ловеком искусства, ибо даже на свет-то родилась не где-нибудь, а в Третьяковской галерее, сказала о сценарии так: «Чепуха! Автор не знает, что такое кино». На том, быть может, и оборвалась бы его едва начавшаяся карьера, но приехал из Москвы курирующий студию редактор Г. В. Дурман. Прочитав сценарий, он де­ монстративно поздравил начинающего ав­ тора с талантливой работой, а директору студии велел немедля заключить с ним договор на следующую плановую тему. ...Через пять лет после того, как хрони­ кальный фильм «Рассказ о чабане» вышел на экраны, сценарий Владимира Черных стали приводить в пример студентам цце- марного факультета Института кинематогра­ фии как удачный образец к и н о о ч е р к а - п о р т р е т а . Не всякий профессионал может похва­ литься, что его первая работа сделалась учебным пособием. Мастерство пришло не сразу. Успех пер­ вого сценария был свидетельством одарен­ ности, но не мастерства. Свои сценарии Черных долго еще писал объемом, вдвое превышающим допустимый. Информации они содержали с избытком, но в этом из­ бытке и скрывался главный их производст­ венный порок. Ведь если снимать все, что написано, неизбежен перерасход пленки, времени, сил, средств. Если же что-то упу­ стить, не снимать, отказаться от чего-то, сразу порвутся интересно задуманные ло­ гические и ассоциативные связи, разрушит­ ся драматургия. Так оно нередко и выхо­ дило, фильм получался хуже сценария. В добавление к этому надо признать, что «ретрограды», не принимавшие литера­ турной образности его дикторских текстов, тоже были не совсем уж неправы. Ибо, уходя от информативной сухости, молодой автор грешил велеречивостью и многосло­ вием. Достоинства его стиля, перешагнув какой-то предел, оборачивались недостат­ ком. Вспоминается текст Черных к фильму «Глухой, неведомой тайгою» (о строителях Южсиба). Начинался он так: «Тайга... Суровая и безбрежная, словно океан, катит она свои темные волны к го­ ризонту, карабкаясь на грозные утесы, сбе­ гая в сумрачные распадки, склоняясь над студеными водами горных рек». И далее — в том же ключе. Режиссер фильма, которому к тому вре­ мени порядком осточертела дикторская сухомятка, выразил по поводу этого текста неумеренный восторг, что было воспринято автором как команда «так держать!» И он держал... Думаю, что сегодня он, умудренный опытом, увидев эту тайгу на экране, при­ шел бы к простой мысли, что ведь зритель тоже не без глаз и сам способен оценить красоту. Дикторский текст в этом месте должен помочь зрителю вовсе не адекват­ ным описанием изображения, а должен по­ мочь, как это ни парадоксально, деликат­ ным молчанием, помочь тишиной. Не нуж­ но тут никакого текста, только и всего. Пусть зритель в тишине или при одном му­ зыкальном сопровождении насладится зре­ лищем сибирской тайги. Но давайте лучше вспомним о его наход­ ках и обретениях в тот период. Ибо очень скоро сценарист-самоучка проявил способ­ ность подлинно кинематографического мышления. Вот как, например, начинал он свой сце­ нарий «...И вечный бой!» (о лауреате Ле­ нинской премии, известном хирурге-кар- диологе, профессоре Е. Н. Мешалкине): «Спит человек... Он очень устал. Он крепко наработался за день — и он спит, уронив на подушки красивую лобастую голову, разметав на постели тяжелые рабочие руки. Тишина. Мерно вздымается грудь спящего. И мы вдруг слышим стук его сердца. Оно бьется спокойно, ровно и мощно. Звук этот, сначала едва слышный, усиливается, нарастает, он заполняет всю погруженную в полумрак комнату, выплескивается в окно. Спит город... Спят улицы, пустынные и тихие, безлюд­ ны глухие площади. Погасли светофоры — им некому мигать и некого останавливать. Спят дома, чернея темными, потухшими глазницами окон. Нигде ни души, ни звука... Ночью засыпают большие города и ти­ хие деревеньки, засыпают миллионы лю­ дей. Не спят только сердца. Они никог­ да не спят. И, словно осеняя спящий город как сим­ вол вечной, неумирающей жизни, звучит над его пустынными улицами и площадями, над погасшими светофорами, над крышами безмолвных домов стук бодрствующего человеческого сердца. Оно на посту в этой ночи. Оно бьется мерно и четко. Но все ли сердца бьются так? Вот один из домов в густом сосновом бору. Темны в доме окна, только кое-где теплятся огоньки. Длиннее коридоры. Приглушенный свет ламп на столиках дежурных сестер. Палата. Тусклый свет ночника. Ряды кро­ ватей. На них спят люди. Вот один из них. Он беспокойно разме­ тался. Одеяло сползло, рубашка распахну­ лась, обнажив тощую впалую грудь. Она вздымается бурно и неровно. И вдруг в тишину спящей палаты врыва­ ются тяжелые, натужные хрипы, стенящие