Сибирские огни, 1980, № 11

ВОСПИТАТЬ ГРАЖДАНИНА 141 В детях проецируется взрослый мир. В судьбе Настеньки — вся трагедия и все мужество блокадных дней. Сводки с фрон­ та, стихи Ольги Берггольц, вальс ожидания и надежд на стихи Иосифа Уткина «Давно мы из дома», фантастические наплывы мас­ карадных мимов, детская песенка и суро­ вые громы войны — все это сливалось в спектакле Белова в своеобразную «ленин­ градскую симфонию», пронизанную свет­ лым лучом надежды. Прошлр несколько лет, и Белов получил приглашение поставить «Настеньку» в Тби­ лисском ТЮЗе. На читке пьеса труппе не понравхлась. Но режиссер все же сумел увлечь коллектив своей концепцией поэти­ ческого спектакля, жанр которого он опре­ делял, как «драматическая поэма». Внима­ тельная тишина и чуткая реакция зритель­ ного зала на все происходящее с тбилис­ ской Настенькой стали достойной оценкой труда режиссера. Но самое интересное, что в этот спектакль вошла новая обобщающая мысль: Белов ставил свою «поэму» — о дет­ ских годах ленинградской Жанны д'Арк. Да, именно как широкий символ поэтиче­ ского видения мира стал осознаваться те­ перь образ дерева, раненного войной, по­ двигом духа стали простые, честные и ве­ ликие в своей человечности поступки юной ленинградки. Два спектакля — «Жаворонок» и «Настеньке»— как бы сомкнулись в ре­ жиссуре Белова, Наш рассказ о главном направлении ре­ жиссерских поисков Белова не означает, что все его пристрастия замкнуты в сфере героико-романтических, трагедийных спек­ таклей. Нет, его постановки сказок «Конек- Горбунок» по П. Ершову (совместно с В. Кузьминым), «Волшебные кольца» Т. Габ- бе, «Берегись, двойка!» Даля и Новогруд- ского, «Мальчиш-Кибальчиш» в театре опе­ ры и балета, «Золушка» в театре оперетты дорисуют нам портрет режиссера широких интересов, неустанного поиска. Пожалуй, самым интересным явлением театральной жизни Новосибирска 70-х го­ дов были постановки Белова «Виндзорских насмешниц» Шекспира, «Свои люди — со­ чтемся» и «Без вины виноватые» А. Н. Ост­ ровского. Определенностью, самостоятельностью концепции отмечено решение «Виндзор­ ских насмешниц». Шекспировский жено­ люб, обжора и пройдоха, Фальстаф в ис­ полнении В. Орлова оказался пришельцем из некоего романтического мира в город закоренелых мещан. Искренность, увлечен­ ность, доверчивость Фальстафа — Орлова наталкивались на буржуазную ограничен­ ность виндзорских охранителей «доброде­ тели». Герой Орлова вызывал расположение своим простодушием, искренней верой в собственную неотразимость. Так симпати­ зируют здоровому и веселому человеку, хотя и понимают, что в своих любовных притязаниях он просто нелеп. В финале Фальстафа, пользуясь старин­ ным преданием, заманивают в лес, наря­ жают в костюм Оленя, а сами жители Винд­ зора устраивают издевательский маскарад у волшебного дуба Герна. И верит, всерьез верит Фальстаф, что существуют голубо­ глазые феи и эльфы, верит пылким своим сердцем, что чудеса возможны. Когда с ветвистыми рогами на голове и нелепыми бубенцами на груди, покряхтывая и поче­ сывая побитые бока, Фальстаф — Орлов грустно обращался в зрительный зал со словами прозрения, среди зрителей пробе­ гала волна сочувствия. Общество, основан­ ное на ханжеской морали, не столько на­ казывает неугодных ему по справедливо­ сти, сколько мстит, удовлетворяя свою страсть к унижению личности, выломив­ шейся из привычных рамок «дозволен­ ного». Стремление воспитать в зрителе уваже­ ние к своеобразию личности другого чело­ века, воспитать чуткость и сопереживания пронизывает многие спектакли Белова. В финале его спектакля «Без вины вино­ ватые» Кручинина умирает, хотя в тексте есть всем известная фраза, ставшая афо­ ризмом: «От радости не умирают». ■— Но ведь это слова героини, а не ав­ торская ремарка,— возражал на замеча­ ния Белов.— Все развитие действия, тяже­ лейший душевный кризис, переживаемый героиней, ложь и подлость, окружившие ее,— это убивает! В стремлении заострить конфликт, пока­ зать, что ложь, предательство, коварство, сплетня — страшное оружие в руках под­ лецов, режиссер решительно пересмотрел и переосмыслил характеры представителей противоборствующих сторон. Никогда не заживала, не стала привычной боль в серд­ це Кручининой, потерявшей сына. Не вы­ прямиться Незнамову, чье детство и юность изгоя омрачены позорной кличкой «подза­ борник», Так и сыграли эти две централь­ ные роли А. Гаршина и А. Невраев — как образы, овеянные трагической безысход­ ностью. Нет привычного у исполнителей роли Шмаги добродушия. В Шмаге — А. Кузнецове только озлобленность, язви­ тельность, издерганность, таким воспитала его среда. Вовсе не безобидны интриги Ко- ринкиной. В исполнении С. Судаковой это не просто представительница «театра мас­ ки и гримировки, насквозь лицедейского театра, ненавидящего жизнь и скрывающе­ го истину», как написала об этой роли кри­ тик И. Фадеева. Коринкина—Судакова вовсе не бездарная актриса, но в ней сидит за­ висть под стать той, что . терзала Сальери. Своим соперницам она мстит безжалостно, и если не подсыпает яду в бокал, то сло­ весного яду в ней предостаточно. Благода­ ря такому прочтению роль Коринкиной укрупнилась, стала одной из важнейших в спектакле. Иным, по сравнению с традици­ онным, стал Дудукин в исполнении В. Ор­ лова. Этот милейший и добрейший меценат превратился в глуповатого толстячка-села­ дона, который все время подхохатывает, обцеловывает дамам ручки, да еще норо­ вит и к плечику прикоснуться. Тем не ме­ нее с вышестоящими Нил Стратоныч знает; как себя вести, тут у него и подобострас­ тие, и почтение. Знает, что к чему!