Сибирские огни, 1980, № 11

140 спектакле жестоким обобщающим симво­ лом. Замелькали вагоны, шум поезда сли­ вается с возгласами людей, мечущихся по перрону. Громко, протяжно кричит Толго- най имя сына— но безжалостная машина войны уносит ее Касыма вместе с другими на запад. Увидела ли она его? В последу­ ющем монологе (Толгонай режиссер пере­ дал также функции чтеца от автора) в сло­ вах киргизской матери звучала ве/тикая боль и гордость за сына, защитника Роди­ ны, за всех сыновей, посланных на защиту Материнского поля. Символически осмысливал постановщик финал спектакля. Осталась Толгонай одна. Одинокая старая женщина. Остался у нее на руках совсем посторонний ребенок — сын согрешившей Алиман, невестки, умер­ шей при родах. «Нужно, чтобы новый хлеб рожала земля, и нужно, чтобы продолжал­ ся народ. А если жив народ, значит, жива и я, значит, жизнь прожита не зря». Эти слова Толгонай Гаршина произносила, как итог мучительных раздумий, произносила просто, с облегчением. Взяв на руки малыша, впервые за многие годы увидела Толгонай рассвет, услышала в небе жаворонка. Слова ее полны верой — люди добры, они не дадут им погибнуть. «Смотри, и ты, как жаворонок, взовьешься в небо»,—тихо говорила Гаршина-Толгонай, качая колыбель. Тихонько поскрипывала, раскачиваясь, люлька, наплывала колыбель­ ная песенка, и всю сцену постепенно за­ полняли люди. Народ вышел приветствовать новую жизнь. Они пели вместе с Толгонай вечную мелодию жизни — ласковую колы­ бельную. Торжестбенным гимном добру и человечности звучал этот негромкий заду­ шевный финал спектакля. Образ киргизской женщины-матери превратился в обобща­ ющий обрез советской -Матери. «Материнское поле» — спектакль-лауре­ ат Всесоюзного фестиваля национальной драматургии. Он был показан на заключи­ тельном смотре в Ленинграде и произвел там особое впечатление: кому, как не ле­ нинградцам, памятны жестокие отметины войны. В зале мелькали платки, долгими аплодисментами благодарили новосибир­ ских артистов зрители города-героя. Интересна история создания спектакля «Настенька» — одного из самых проникно­ венных в творческой биографии Белова. На основе повести В. Недоброво «Жила- была девочка» и одноименного фильма к 30-летию Дня Победы Ленинградский ТЮЗ создал сценическую композицию. В ней шел рассказ о судьбе юной ленинградки, ставшей жертвой блокады. Белова взволно­ вал этот лирический возвышенный рассказ о подвиге доброты. Но, к сожалению, в композиции очень слабо была выявлена драматургическая пружина действия, ощу­ щалась фрагментарность повествования, ка- АЙерность сюжета. Все это лишало пьесу ее живого нерва. И вновц режиссер берется за перо драматурга. Белов начинает с того, что вводит в спек­ такль стихи Ольги Берггольц, которые сра­ зу расширяют сферу эмоционального и фи­ лософского звучания спектакля. Стихи он » поручает читать актрисе в облике молодой, одухотворенной женщины в строгом свите­ ре и черной юбке, чем-то похожей на саму поэтессу. Дыхание блокадного Ленинграда слышится и в сводках с фронта, которые зазвучали из радиорепродукторов/ стали тем тревожным фоном, на котором разво­ рачивались события. Музыка Г. Гоберника вошла в спектакль не в качестве «оформления», но как полно­ правный элемент драматургии. Централь­ ному конфликту столкновения детской мечты, светлой фантазии девочки с жесто­ костью войны соответствовал музыкальный строй спектакля. А начинался он маскарадной сценой ми­ мов, которые в сверкании «серпантина» с разноцветными воздушными шарами кру­ жились в танце. Звонко и радостно звучала смешная детская песенка: Все люди знают, что на свете Котята и трава, И даже книжки, сказки, ветер — Живые существа. Среди фантастических существ кружи­ лась и распевала песенку та, которая вы­ звала их к жизни своим воображением,— маленькая, чуть косолапящая девчурка с белобрысой челкой и огромными глазами— Настенька — Т. Бисерова. Живая, подвиж­ ная, добрая-добрая. Она готова вместе со взрослыми рыть окопы, готова бежать с тяжеленным ведром за водой, утешить мать, безнадежно ожидающую писем с фронта, поделиться с подругой последним куском хлеба. Исполненный тонкого психологизма спек­ такль звал своего юного зрителя быть доб­ рее, заботливее, внимательнее к товарищу, он учил человечности. И, надо сказать, ре­ бячьи сердца не остались равнодушными к призыву. Вот строки из письма одной де­ вочки после просмотра «Настеньки»: «На меня произвела большое впечатле­ ние сцена, когда Настя отдает свой хлеб Кате, чтобы успокоить ее. После этого Нас­ тенька быстро и точно начинает сворачи­ вать свой платочек, в котором лежал хлеб. Зачем она это делает? Настенька не может смотреть в это время на Катю, которая ест ее хлеб. И чтобы не смотреть на нее, Насте надо чем-то заняться — вот почему она так долго и аккуратно сворачивает плато­ чек». Способность к активному сопережива­ нию, сочувствию и состраданию — вот ка­ чества, которые воспитывает спектакль. Но кульминационная сцена его не эта. Поэти­ ческим символом «Настеньки» стала сцена с деревом. В ней детска^ игра, фантазия впрямую сталкиваются с суровостью вой­ ны. Возле дома Настеньки взрывом бомбы покалечено дерево. Девочка подбегает к нему: «Солдат, ты ранен? Я окажу тебе пер­ вую помощь». Отложив в сторону куклу, Настенька своей косынкой перевязывает веТ|<у, а чтобы утешить «бойца», поет ему свою любимую песенку: А неживого, неживого Нет в мире ничего, И'даже слово, даже, слово—•. Живое существо. ___________________ ЧЛ. БАЛАНДИН