Сибирские огни, 1980, № 10

80 ДИБАШ КАИНЧИН лой... Все испытаешь с ними, все узнаешь. Когда в девках была, услышу где плач ребячий, ну и пусть, иду себе. А сейчас так же услышу —ду­ маю: не мой ли плачет? У соседки моей девять их. Все большие. Зайдет, бывало: «Э-э, по­ смотрю на тебя, милая, с мелюзгой твоей —сердце болит. Как их сама- то ростила?» Удивлялась я, даже сердилась на нее: «Ну и что? Мне не­ тяжело». Теперь, когда свои повзрослели, оказывается, правда. Конечно, тяжело. Детей ростить —не шутки шутить. Другой раз примыслится: «Помер бы кто из них, все бы полегче было». И тут же будто ударит те­ бя. К черту такую мысль, к черту! Каждый нужен, каждый дорог, каж­ дый свой, родной. Да чем моим детям, лучше мне в беде быть, мне! Думала я раньше: «Как это люди трех детей ростят?» Скоро у са­ мой трое стало. «Нет, нетяжело. Вот разве когда пятеро будет?» Ну и пятеро стало —нет лишнего. И семеро теперь —тоже не страшно. Сест­ ра у меня бездетная, в соседнем аймаке. Все просила: «Отдай одного». Нет и нет! Как это от себя оторвать. Какая бы родня ни была. Спросила своих: «Кто из вас к тетушке пойдет? Насовсем». Посмотрели они друг на друга, сникли. «Ну, кого отдадим?» Молчат. Только глазенки сверка­ ют. Сердитые! «Кто пойдет, тому все будет. Одежда —какую хочешь. Есть только шоколад да конфеты». Так они ответили —сама испугалась: «Никто не пойдет. Никого не отдадим!» Сестра себе же хуже сделала. Как ни приедет, все от нее убегают, гостинцы не берут. Как это можно — отдать? Как посмотришь в глаза своему ребенку, когда вырастет? Как будешь наставлять, остерегать его, если на скользкий путь ступит? Как бы ни печалилась, как бы ни сердилась, дети заставят тебя рас­ смеяться, и жизнь снова покажется прекрасной. Давно это было, повздо­ рили мы из-за чего-то с нашим отцом. Завредничала я, подхватила Аду- чи —ему месяцев десять было —и к сестре. Утром подумала спокойно — сама виновата. Надо бы вернуться —характер не позволяет. Сижу, го­ рюю. И сестра косится: зачем ей держать у себя чужую жену. Тут муж заходит. Мальчик как увидел отца, загулькал, забил ладушки, скачет у меня на колейях, прямо зашелся от счастья. Отец скорей на руки его, а меня будто не видит. Радуются оба... Через полчаса и я улыбнулась. В другой раз прихожу с работы. Только перед этим избу побелила. Что такое? Все стены в картинках-рисунках, пол в известке. Рисовали на тетрадных листках и большущими гвоздями приколотили свои картинки, все стены оббили. Чего только не нарисовано! У мальчишек —батыры мечами бьются, солдаты стреляют, танки, самолеты... И кони, кони... Много коней. У девочек, понятно, все пестрое—бабочки, цветочки, сади­ ки, чашечки... Наругала, заставила поснимать все. Теперь понимаю: зря сердилась... Разные они, дети, хоть и от одних матери-отца. Кто как, а я люблю, у кого много детей. Избу такой семьи с улицы отличишь: вечно во дворе трепыхаются пеленки, ребячье бельишко сти­ раное... Ребятищек, говорят, собаки да мыши любят. Все съестное — лишь бы рука достала! —собаке отнесут. А мыши? Да где дети, там и крошки на полу. Зайдешь в дом, где ребятни полно, враз все стихнут, зашепчутся по углам: «Кто? Кто пришел?» Глазенки таращат. А в са­ мой избе? Посмотришь на косяки дверные, на двери, на стены—везде низ заляпан, в пятнах,1в следах ладошек, пальчиков. Думаешь, наша из­ ба чем отличается? Да как у всех! Шифоньер кто только из ребяти­ шек не портил! Жиром, конфетами пачкали, гвоздями царапали, ручки отрывали. Только отец, бывало, починит, отчистит —опять обдерут, за­ марают. Про диван и не говорю... Но ведь это же только вещи. Просто вещи. А они—люди, человечки. Что дороже? Лишь бы дети росли, а ос- тальное._ В нашей'деревне живет бабушка Тожыла. Двенадцать детей вырас­ тила. Одна. В голодное военное время,¡Чего толшотг юеилила, чего не 01 М пй7о эняосрнйнО