Сибирские огни, 1980, № 10

7® ДИБАШ КАИНЧИН между нами, неуважение —пойдут ругань да драки, будем коситься друг на друга. Мол, это мое, а это твое. И конец нам всем. Из головы не идут слова отца нашего. Знаешь, что он мне сказал? «Ты,—говорит,—мать, не умирай. Я для себя, может, другую жену най­ ду, а вот для детей наших мать —едва ли. Без меня проживете, а без тебя нельзя». Это когда я после третьего чуть на тот свет не ушла. Эх, дети мои, дети... Так уж на свете устроено: глаза матери из-за детей все увидят, сердце материнское все испытает, Дети... Легко это слово произнести, а вот иметь их, ростить... А тут еще болезни эти. В ап­ реле пятеро загрипповали. Особенно двое тяжело. Мечутся от жара в беспамятстве. Надо бы скорее в больницу везти —не на чем: дорогу раз­ везло, и автобус сломался. Мотоцикл у нас исправный, и Адучи его во­ дит —Адучи нынче восьмой класс кончил, да как повезешь маленьких е температурой? Продует. Ничего нет тяжелее, как дети болеют. Лучше самой... В ум ничего не идет. Бессильная, будто курица, которая только цыплят высидела. У Чечеш—она постарше этой тонкошеей —до легких грипп добрался. Тут уж без больницы не обошлось. Двадцать два дня с ней пролежала. Только выписываться —Дьанар привезли. Ну, эта уже постарше —первоклассница. Мы только навещали- Потом сама... Ноет и ноет в правом боку, Пройдет, думаю. Надо бы в район, к врачу, да стрижка овечек шла. И Эркелещка еще грудь соса­ ла —здесь уже отвадила. Как ее оставишь? Два дня мучилась. Рвет ме­ ня, а я работаю. Тут соседка узнала, выругала, машину нашла и—сюда. А здесь говорят: «Аппендицит». И сразу резать. Замельтешило все перед глазами, поплыло, закружило. «Бросьте меня,—силюсь сказать.—Мочи нет- Помру». Тут голову повернула, в окно вот эту гору Чанкыр светло- синюю увидела, всю в зелени, в цветах. Тропинку увидела —вверх вьет­ ся. Вершина круглая из-за подлеска высунулась, к себе так И зовет. Вот бы, думаю, подняться туда по тропинке, на воздух, лицо ветру тугому подставить, вокруг поглядеть. Неужто не взгляну?.. Господи! А дети? Мои дети!.. Замаячили глазенки ихние черненькие. Будто даже плач их­ ний услышала. Кто же их ростить будет? Кто? Как они без меня оста­ нутся? Нет, нет, помереть я еще успею. Да закопай меня —из могилы к детям встану! Два часа операцию делали. Как на грех, свет погас, а лампы без керосина. Топотня у врачей, суматоха. А я успокоилась —выживу! На­ конец-то зашили. Пять или шесть мужиков взяли меня на руки, понесли в палату. О, кудай! Вот когда больно стадо.... Едва дотерпела. Нести им метров двадцать, а мне чудится: конца этой дороге не будет. Думала, шов разошелся. Ну, после два дня пить не давали. Терплю. Полмесяца не вставала. Беда прямо: кашлять нельзя, смеяться не могу.., И в пала­ те лежать сил нет. Так домой охота, к ребятишкам. Ладно, понемногу оправилась. И что за напасть такая; привозят Айдара моего, шестиклассника. Тоже аппендицит! Ну в чем я виновата перед солнцем и луной? За что такая напасть, такие беды? Хоть криком кричи на весь белый свет. Делают сыночку моему операцию, а я в кори­ доре возле дверей сижу. Сестры, больные отвлекают, успокаивают, как могут. Айдар мой быстро поправился —домой вместе вернулись. Ну, кажется, пронесло. Картошку дети без меня сажали и окучива­ ли. Устроилась я поварихой в ясли. Август наступил. И тут желтуха эта проклятая... Вот подумай. Болеем и болеем. Почти полгода не работала. А дома со мной восемь ртов. Парнишки растут. Как есть обжоры. За отца мы получаем пенсию. Тридцать шесть рублей в месяц за детей дают —по двенадцать на трех девочек, которым семи нет. Чечерже в этом месяце семь будет. Значит, двадцать четыре останется. Спасибо государству, за­ ботится. А ты больницу посчитай. Если бы за все наши болезни платить,