Сибирские огни, 1980, № 10

184 Э. Ш И К ванием «Диалектика души» и пафос дейст­ вия». Прозаик настойчиво и, как мне кажется, убедительно отстаивал право автора писать лирическую или психологическую, истори­ ческую, остросюжетную или бессюжетную прозу. «Это вопрос писательской этики»,— говорил Эльчин. Я бы к этому добавил, что выбор стиля диктует еще и сам жизненный материал, индивидуальные склонности и пристрастия автора. Оппонент Эльчина, кри­ тик В. Коробов, пытался утвердить нечто иное: «Я же все-таки оставляю приоритет за сюжетной. Сегодня нашей прозе нужны не состояния, а проблемы, проблемы, и еще раз проблемы, на которые литература должна оперативно откликаться, углублять­ ся в них, заставляя и читателя размышлять над ними и тем самым как можно более полно осуществлять одну из своих карди­ нальных задач — воспитание нового чело- . века». Позвольте, но с каких это пор проблемы ставит только проза сюжетная, откуда взя­ лось убеждение, что бессюжетность равно­ сильна беспроблемности? Почему утверж­ дается, что нам сегодня не нужны «состоя­ ния», а нужны одни проблемы? Возможно ли сегодня выдвинуты проблему без «состо­ яния», т. е. без общественного к ней отно­ шения? Наконец, разве задачу воспитания нового человека решает только проза сю ­ жетная? Чему ж е в таком случае служит проза иного рода? Вот сколько недоуменных вопросов вызы­ вает всего лишь небольшая цитата из за­ пальчивого утверждения критика.. Уязви­ мость такого рода искусственных постулатов прежде всего в невольном, быть может, стремлении привести многогранный и бога­ тый стилевыми направлениями современный литературный процесс к общему знамена­ телю, к единообразию . Но ведь такого еди­ нообразия мы не обнаружим (и это — пре­ красно) даже в творчестве одного талант­ ливого прозаика, не говоря уже о всем литературном процессе. Обратимся еще раз к творческой практи­ ке А. Плетнева. Я бы условно определил одну из важнейших особенностей его худо­ жественной манеры так: сильная и органиче­ ская привязанность к собственному жизнен­ ному опыту, автобиографизм. Это не значит, что во всех своих произведениях А. Плетнев раскрывает свой и только свой облик на разных этапах жизни, но он пока что оста­ ется верным той социальной среде, в ко ­ торой прошло его детство, юность, в ко ­ торой наступила его рабочая зрелость. Казалось бы, это обстоятельство должно было определить и постоянное пристрастие к однажды найденной манере изложения материала. Однако этого не случилось. Ра­ ботает А. Плетнев в самых различных жан­ рах и стилевых потоках. Повествовательная манера в романе «Шахта» близка той доброй старой традиции социально-психологической прозы, которая во многом определяет состояние всей со­ временной русской советской литературы. Однако А. Плетнев отнюдь не чужд и тех поисков новых путей раскрытия действи­ тельности и характеров, которые особенно ощутимы в последнее десятилетие. Так, все чаще хронологические связи в произведе­ ниях современной прозы заменяются ассо­ циативными. Не с этой ли особенностью свя­ заны многие хронологические «перебои», ретроспекции в романе «Шахта»? События в повести «Три дня в сентябре», напротив, протекают в строгой хронологиче­ ской последовательности, автор шаг за ша­ гом прослеживает нравственную деграда­ цию своего главного героя Салова, потеряв­ шего какие бы то ни было связи с самыми близкими людьми, с людьми, вместе с ним работающими и живущими. «Тело-то со­ жрало душу...» — говорят о Салове старые товарищи. Повесть свидетельствует, что са- - тирические интонации отнюдь не чужды А. Плетневу. Весьма удачен опыт А. Плетнева и в ли­ рической прозе. Ведь его повесть «Дивное дело» — повесть-исповедь, в которой автор смог, не повторяя других, рассказать о лю­ дях своего поколения, того самого поколе­ ния, у, которого война отняла детство. Об этом точно говорит один из героев повести, наставляя мальчугана Сережу, бестактно бросившего неуместные слова матери по­ гибшего воина. «Наука лучше идет впрок в начале жизни,— сказал Николай Иванович.— Ты, Сережа, ушиб не только чуж ую душу, но и свою. Плохо, когда чуж ую ушибают, а своя от этого не болит — такие люди страш­ ные, и они никогда ничему не научатся. Ты мучаешься, и это самое главное: так тебе и всегда жить». Именно так живут ставшие нам дорогими герои А. Плетнева, так живет и сам писа- V тель, сердце которого чутко отзывается на большую и малую боль нашего современни­ ка, на его большие и малые заботы. Как ви­ дим, ему подвластными оказываются и са­ мые различные манеры повествования, которые органически вписываются в богатый и многоцветный современный литературный процесс. Так стоит ли этого или любого дру­ гого автора толкать в сторону одной одкой- либо манеры, заведомо обедняя его худо­ жественную индивидуальность? Тем более не следует предпринимать без­ успешные попытки втиснуть в прокрустово ложе каких-то искусственно выстроенных концепций весь современный литературный процесс. ♦