Сибирские огни, 1980, № 10
183 ДЕКЛАРАЦИИ -И ИХ АРГУМЕНТАЦИЯ / пути. Так воссоздается многоликий образ нашего современника, выявляются важней шие этапы его становления и роста. Из многих серьезных проблем, быть мо жет, наиболее интересно в романе А. Плет нева поставлена проблема предназначения человека, выбора им своего, единственно верного пути, проблема полной реализации своих возможностей. Мучается этим вопро сом и Михаил Свешнев, ощущая всю жизнь тягу к земле, к крестьянскому труду. Вре менами ему кажется, что он смог бы боль ше сделать, не порви он в ранней молодо сти с родным селом ради шахты, напрочь привязавшей его к себе. Но не мож ет Миха ил Свешнев теперь изменить свою биогра фию. После недолгого пребывания в род ной деревне он. вновь возвращается в свой шахтерский городок... Михаил Свешнев, как настоящий труж е ник, всегда и всюду приходится ко двору. Надежен он и в деревне, и на шахте, на конец, в дружбе и в любви. И недаром все больше и больше убеждается Михаил в том, что его жизнь — «это жизнь не одного че ловека: так ты весь опутан, о круж ен други ми жизнями, судьбами, так плотно и широко пронизан ими твой дух, что и одинокая ма ленькая жизнь одного становится не одино кой и не маленькой». А вот жизнь Головкина оказалась и оди нокой, и маленькой. Мечтал Василий Голов кин о славе композитора. Заметим— о славе, а не о музы ке. Попал же ом в Горный ин ститут. Верно, и здесь жилось неплохо, и дело давалось порою легче, чем товари щам. Но жил Головкин всегда в стороне, знать никого не желая: «Душу на замок, сам себе судья и бог!». Но не сложилась жизнь у Головкина, а ко нец и вовсе трагическим оказался. Обстоя тельно исследует автор драматический путь этого человека к своей гибели, •психоло гически убедительно прослеживая постепен ное мельчание и душевное опустошение человека, старательно уходящ его от какой- либо ответственности в жизни. У Головкина, фактического виновника аварии в шахте, Михаил вдруг увидел в глазах крик: .«Поща дите — пропаду!» А всего четыре дня назад тот наставлял словами: «Смелость, риск, на ходчивость!». Сложную социальнонпсихологическую за дачу решал писатель этим персонажем и успешно справился с ней. Дело тут в умении автора многое увидеть, многое раскрыть в обыденном течении жизни, в умении извлечь из повседневного быта высокие социально-нравственные проблемы и характер. Нельзя ведь огульно, за одно лишь обращение писателя к обы денному течению жизни, упрекать его в уходе от сложных художественных задач, в поисках путей, что «протоптанней и легче», как это делает В. Шапошников. Неуместен и сам термин «бытописатель», когда речь идет о таких художниках, которые умело из влекают серьезные социальные и нравст венные уроки из картин повседневного бы тия. Не ради живописания обыденщины они это делают. У них значительно более высокие и гуманистические цели — иссле довать нелегкий процесс становления че ловека. Иначе говоря, все здесь решают цели такого обращения, конечные результаты ис следования быта. Помнится, и В. Шапош ников темпераментно обличал однобокие концепции. «Одна из таких «концепций» — говорилось в статье «Щедрое сердце», — бог весть кем придуманная и внедренная в литературную практику, утверждала, будто советские писатели должны изображать факты и явления грандиозные, масштабные, а характеры — непременно героические. При этом масштабное и героическое пони малось нередко односторонне, однобоко. Считалось, к примеру, что главным геро ем произведения мож ет быть лишь человек незаурядный, передовик, ударник, новатор, перевыполняющий нормы, достигающий не виданных показателей. В соответствии с этим и изображать людей «дозволялось» лишь на трудовом посту#— в цехе, на строй ке, в шахте. Попытки же иных писателей показать своих героев главным образом в быту, наедине с природой, в минуту груст ную, квалифицировались, как мелкотемье, как уход от жизни, от больших злободнев ных проблем» '. Любая односторонность пагубно отража ется на осмыслении современного литера турного процесса, обедняет его. Столь же односторонним и неприемлемым мне представлялся бы призыв к писателям пол ностью погрузиться в бытописание, только через будничное и каждодневное раскры вать особенности нашей действительности. И эта крайность столь же опасна для лите ратуры, как и утверждение противополож ного характера. Литература наша, прежде всего, и богата своим многообразием , своей способностью осваивать самые различные сферы нашей действительности, раскрывать характеры самые разнообразные. Написал Р. Гамзатов статью в «Комсомоль скую правду» «Берегите матерей», где речь идет о семье, воспитании детей, об уваже нии к родному дому, соседям, своему краю. О чем все это, как не о повседневном на шем быте. А статья вызвала горячие откли ки и читателей, и писателей'. Значит, нужны раздумья, размышления по поводу обыден ных и повседневных вопросов жизни, значит чем-то наша жизнь обедняется, когда мы уделяем должное внимание лишь темам и проблемам грандиозным, масштабным. Но стоит всего лишь писателю утратить волшеб ную способность видеть в будничном быто вом значительное и высокое, как творения его превращаются в поделки, серые копии, пусть и с реально бытующих в жизни явле ний и характеров. М ежду тем односторонний подход к со временному литературному процессу дале ко еще не исключен в нашем критическом обиходе. Вспоминается невольно диалог азербайджанского прозаика Эльчина и кри тика В. Коробова. Диалог опубликован з «Литературной газете» (1979, № 34) под наз- 1в. Ш а п о ш н и к о в . Государственные люди. Зап.-Сиб. кн. изд., 1979. с. 155.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2