Сибирские огни, 1980, № 10

МЕЛОДИЯ СЕРДЦА 169 сидела на лестнице рядом с матерью Ф е ­ дора! Сейчас в ее глазах странный сухой блеск, не поймешь, что там творится. И пе­ сенку о бедной Мэри она поет чуть хрип­ ловато, с надрывом. Но Б р е н к— тонкий психолог, и вся сцена шла как на краю пропасти. Мнимый Мика во что бы то ни стало должен поверить в подлинность че­ ловека, которого Нила изображает. От это­ го зависел успех операции, задуманной со­ ветской разведкой. И Нила идет на все — даже на танец на столе, среди бутылок, которого потребовал Круглик,— не ради его фотографий, а для того, чтобы у Брен- ка не осталось и тени сомнений. Эта сцена — драматическая кульминация образа «барабанщицы». «Фрау Нила, на стол!» — вопит Круглик. На одно мгновение о н а— нет, не заколебалась, а как бы за­ думалась. Но Мика заметил с улыбкой: «У нашей Нилы слишком чистые глаза», и, полуобнаженная, она легче пуха взлетала на стол, готовая к бою. Освещенная пламенем горящей фото­ пленки, маленькая фигурка казалась такой одинокой в полутемном пространстве ком­ наты. Но девушка и впрямь вела бой. Она насмерть убивала их своими каблучками, она топтала взбесившуюся кругликовскую спесь и жестокое самодовольство Бренка. Она отплясывала на их поминках, убежден­ ная в своем торжестве, и была прекрасна. Но этот эпизод имел продолжение. Нилу ждало новое испытание: танец на столе видел Федор. Нила вскрикивала, не успев справиться с собой. Но уже в следующее мгновение начинала монолог — будто ле­ тела в пропасть. Она «сообщала» о себе чудовищные вещи, в которых не было и грана правды. Так надо: за каждым ее сло­ вом и движением следит Бренк. И Нила чернила себя в присутствии Федора, пони­ мая, что теряет его навсегда, всем суще­ ством противилась собственным словам и все-таки говорила. Вот когда напряжение сцены достигало своего апогея и требовало немедленной разрядки. Вот почему, оставшись с Ф едо­ ром наедине и стыдливо закутавшись в плащ по самое горло, Нила скажет ему о своей любви, скажет слова, в которые он не может теперь поверить... Роль Нилы Снижко вошла в число луч­ ших достижений «Красного факела». Она доказывала, что А. П окидченко— актриса не только лирического, но и героического плана. Тема войны еще не раз возникнет в ее творчестве. Анна Яковлевна играла женщи­ ну, одетую в военную форму и стойко не­ сущую нелегкую солдатскую службу («Ма­ ленькая докторша» К, Симонова). Играла и иную судьбу — солдатской вдовы, судьбу- омут, горькую , несправедливую и такую понятную каждому, кто пережил «сороко­ вые роковые». Полина Скворцова — так звали эту жен­ щ ин у,'о д ну из героинь спектакля по пьесе Н. Анкилова «Солдатская вдова». Первой в таежном сибирском селе Зеленый Привал получила Полина «похоронку». Принесла ее в правление колхоза — куда ж ей еще ид­ ти? — и, глядя на всех удивленно, непони­ мающе, сообщила с леденящим спокойст­ вием: «Моего Алешку убили». Потом по­ молчала секунду и добавила по-детски беспомощно: «Взяли и убили...» Люди ока­ менели, а она закричала вдруг страшно, надрывно: «За что-ооо!» — и повалилась на пол. Так все началось. И хотя в центре пьесы и спектакля краснофакельцев была история другой солдатской вдовы — колхозного бригадира Марии Уваровой, Полина — По­ кидченко не стала оттого второстепенным персонажем. С сочувствием и пониманием следили зрители за несчастной женщиной, сломленной неизбывной бедой. Не осуж ­ дали за то, что ищет утешения в вине, жа­ лели, желали ее успокоения. Казалось, они все знали про ее прошлую жизнь — как была она добра и нежна, как сильно люби­ ла своего мужа. Прошлое угадывалось в Полине — Покидченко, его не могло убить тупое, механическое существование. И по­ тому так радостно было увидеть свет, про­ бившийся в эту бездну от чуткого сердца хорошего человека — председателя колхо­ за Плетнева. Верилось: придет к Полине покой, еще нужны и самому Плетневу, и его детям ее нежность, тепло ее рук. Обычно броская актерская манера Анны Яковлевны, изящество ее почерка в этом спектакле уступили место краскам скупым, пластике ломкой, больной. И все-таки была в ее Полине какая-то затаенная прелесть. Актриса оберегала свою героиню от зри­ тельской антипатии. Она отдавала Полине сердце и хотела, чтобы и мы не пожалели для -нее своего. Отмеченное когда-то критикой умение молодой А. Покидченко мгновенно всту­ пать в контакт с залом теперь, спустя годы, подчинялось иным законам. Не просто ин­ тереса к себе и своим героиням ждала акт­ риса, она добивалась соучастия в судьбе сценического персонажа, ей необходимо было, чтобы от сцены к залу и от зала к рампе шли теплые токи человеческого взаимопонимания. Талант любви Язык театра, как и всякого другого вида искусства, не может оставаться неизмен­ ным. Он подвержен движению, трансфор­ мации, у него сложные взаимосвязи со временем, с реальной действительностью, а соответственно — и со зрительным за­ лом. Что-то уходит, что-то завоевывает себе право на жизнь. Меняются постановоч­ ные приемы, меняется манера игры акте­ ра. Эти общие процессы, естественно, кос­ нулись и «Красного факела». В конце 50-х — начале 60-х годов его ре­ жиссура почувствовала необходимость пе­ ресмотреть свой арсенал выразительных средств. Не очень удачные гастроли в Ле­ нинграде (1957 г.) наталкивали, в частности, на мысль о том, что постановочные при­ емы «Сибирского МХАТа» требуют ко р р е к