Сибирские огни, 1980, № 10

168 М. РУБИНА ческую партитуру роли, создавать актер­ ский ансамбль позволило каждом у участ­ нику спектакля точно определить свое в нем место и выстроить живые, полнокров­ ные образы, Нила — Покидченко оказыва­ лась связанной с остальными персонажами очень конкретными взаимоотношениями. Ее исключительное положение в спектакле не лишало исполнительницу живой и по­ движной среды. Роль из «гастрольной» превращалась в «ансамблевую». Судьбу Нилы играла не только А. Покидченко, но и все, кто ее окружал. Соблюдение этого закона сцены очень помогало актрисе. Когда после пролога раздвигался занавес и «а сцене возникала ставшая теперь про­ ходной комната разбомбленного дома — с надписями на стенах, оставленными уходя­ щими бойцами, с неустроенным, бивуачным бытом войны (художник В. Шапорин),— зрители впервые видели худенькую бело­ курую девушку, расположившуюся на ог­ ромной, с амурчиками, кровати. Было режущ ее глаз несоответствие между об­ становкой дома и легкой девичьей фигур­ кой в черном купальнике, всем своим ви­ дом выражающей беспечность. Казалось, каким-то злым ветром занесло сюда из веселого доброго мира золотоволосую темноглазую см углянку: загадочную и пре­ красную. А она помахивала себе нож кой или иг­ риво посылала воздушный поцелуй пожи­ лому соседу, не желая принимать его воз­ мущения. Потом брала в руки тяжелый аккордеон и лихо пела что-то про «бед­ ную, бедную Мэри». И до чего же арти­ стично она пела, победно поглядывая во­ круг!.. Режиссер и исполнительница не стара­ лись долго сохранять «инкогнито» Нилы; зрители очень скоро догадывались, что бе­ локурая певунья и есть героиня спектакля, которой посвящена песня о барабанщике. Не фабульная тайна, а тайна человеческого характера увлекала театр и вместе с ним зрителей. И эта вот тайна открывалась по­ степенно, от сцены к сцене, завораживая зал. Юная разведчица существовала как бы в двух измерениях. Ее жизнь была вынуж­ денной игрой, постоянным притворством, невозможностью расслабиться даже те­ перь, когда немцев выбили из города, и люди вздохнули облегченно. В то же время внутри все в ней ликовало, все ждало сча­ стливых перемен, близкой победы. Эта внутренняя озаренность делала Нилу фи­ гурой романтической. Свет веры и надеж­ ды поднимал ее над обыденностью, выде­ лял из общей массы, превращая в символ несгибаемой юности. Она была одновре­ менно и Зоей Космодемьянской, и Лизой Чайкиной, и многими другими героями, чьи подвиги вошли в легенду. Одухотворенность образа Нилы Снижко прежде всего и создавала ту романтиче­ скую одухотворенность спектакля, какой добивалась В. П. Редлих. Все, что противо­ поставлялось Ниле — рабское хамелеонст­ во Тузиковой, показные добродетели Чу- фарова, подлое приспособленчество К руг­ лика, — все подчеркивало поэтическое звучание этого образа. В тех конкретных обстоятельствах, в ко­ торых существовала Нила — Покидченко (город освобожден от оккупантов, но со­ ветская разведчица не имеет права открыть своего истинного лица), очень существен­ ным был еще один — лирический план р о ­ ли, он давал ей интересные психологиче­ ские повороты. В самой первой сцене, отбив атаки соседей, возмущенных и купальником, и вызывающим поведением Нилы, она оста­ валась на какое-то время одна. И тотчас все в ней менялось: поза, выражение лица. Поспешно натягивала она на себя платье, движения становились угловатыми, взгляд— отрешенно грустным. В этот момент в па­ мяти Нилы звучал голос Федора — летчика, которого она встретила недавно и вот не забыла. Но войдет в комнату человек в паруси­ новых сапогах и натянутой на самые уши ф ур аж ке— фотограф Круглик, войдет, что­ бы шантажировать «предательницу» ком ­ прометирующими фотографиями «из той жизни», и она опять мгновенно переменит­ ся. Вскинет резко свою ко р о тко стрижен­ ную головку и расхохочется Кругл ику в лицо— дерзкая, насмешливая, бесстрашная. Однако те же фотографии в' руках Ф е ­ дора вызовут у Нилы совсем иную реак­ цию. Молча подождет она, пока Ф ед ор все рассмотрит, и холодно, чужим голосом скажет: «Я предупреждала...» Ф ед о р не сдержится, швырнет ей снимки в лицо и убежит прочь. Она отшатнется, как от вне­ запного плевка, и упадет ничком на кр о ­ вать... Конечно, работая у немцев, Нила при­ учила себя к выдержке. Но как устоять перед любовью Федора? Как притворяться перед его матерью, которой так хочется сказать «мама»? Ведь она не знает своей матери, никого никогда так не называла. Они с Марией Игнатьевной будут сидеть рядышком, прям о на лестнице и тихо раз­ говаривать. Мать Федора хочет понять, кто она — эта девушка с дурной славой, кото­ рую избрал ее сын. А девушка ведет себя странно, точно играет с огнем. То развязна и резка, то вдруг притихнет и смотрит так доверчиво. «Вы всерьез на что-нибудь на­ деетесь?»— решится спросить мать Федора. Нила ответит пылко: «Да, надеюсь...» И бу­ дет в ее голосе такое, от чего Мария Иг­ натьевна вздрогнет: какой огонь ж ж е т эту душу, что за сила держит ее веру? Нила не позволит ей остановиться на смутной до­ гадке. Уже через минуту она легко разы г­ рает удивление: «Я ранена?! Разве только пробкой от шампанского...» Ах, как отважно ходит она на острие но­ жа, в каких тисках держит свое горячее сердце! Одной из лучших сцен спектакля была первая встреча Нилы с немецким разведчиком Бренком (он же «советский офицер» Мика Ставинский). Затянутая в розовый шелк, чуточку опьяневшая, очаро­ вательная, бесшабашная и циничная, как далека она была от той девушки с грустны ­ ми глазами, которая совсем недавно тихо