Сибирские огни, 1980, № 10

160 В. П. РЕДЛИХ интересные талантливые актеры и интерес­ ные спектакли. Конечно, нет. Были скучные, неудачные постановки, были и люди не очень хорошие. Но зачем их вспоминать, когда хорошее, умное, честное побеждалй. О таком и таких только и хочется оставить след в памяти... Были в нашем театре две постановки «Гамлета». Спектакли неровные, спорные, и отзывы на них были самые противоречи­ вые. Но, как мы говорили себе во время работы, мы чувствовали «веяние гения». В чем оно выражалось? Трудно найти сло­ ва, чтобы определить ту степень душевной поглощенности, которая объединяла нас. Даже во сне мы не освобождались от на­ важдения. Гамлет мучил" нас и во сне! Е. В. Шарова писала в своей дипломной работе на выпускном курсе ГИТИСа об обоих спектаклях: «Как в первом, так и во втором спектакле артисты С. Иловайский и Н. Михайлов решали образ Гамлета как вдохновенного мыслителя, гуманиста. Их роднила сила и страстность, простота и благородство принца Датского, стремле­ ние показать человека ищущего, напряжен­ но думающего». Это определение в прин­ ципе верно. Было между двумя исполните­ лями много общего в решении роли в це­ лом, но были и различия. Иловайский, мне кажется, не был похож ни на одного из известных исполнителей. М ожет быть, в его решении образа было нечто общее с Гамлетом, сыгранным Кача­ ловым во МХАТе, хотя Иловайский никогда видел мхатовского спектакля. Я же в ранней юности видела его, и, возможно, это давнее, но очень яркое впечатление оказало свое влияние. Главной у Иловай- -ко го была упорная, мучительная мысль: «Век вывихнул сустав!» Он был одержим поиском решения вопросов, потрясших все его существо. Его сцена с матерью реша­ лась не на пылких упреках, а на серьез­ ном, горьком недоумении. «И башмаков еще не износила, в которых шла в слезах, как Ниобея, за отчим гробом...» Как могла его мать, его прекрасная, любимая мать дойти до измены, до предательства?! Эта сцена глубоко трогала и как бы приоткры ­ вала силу, суть характера Гамлета. С. Иловайский— Гамлет не был красив, он не был воином, подъявшим меч. Он был мыслителем, философом с чистым умным сердцем. Д ругим исполнителем роли Гамлета был Н. Ф. Михайлов. Этот одаренный актер вносил в каждую свою работу черты ро­ мантики. Красивый, пластичный, пылкий, он был страстным борцом, являл собою как бы другую грань сложного характера. Если говорят, сколько голов, столько умов, то можно сказать: сколько актеров, столько и различно решенных образов Гамлета. Совсем в другом плане решал Николай Федорович горьковские характеры — Ан­ тилы Зыкова, Богомолова. «Зыковы» были поставлены в конце вой­ ны. Тогдашний секретарь Новосибирского горкома партии Иван Дмитриевич Яковлев, несмотря на то, что мы надолго покинули город, не упускал нас из виду. К началу сорок пятого года для «Красного факела» был переоборудован один из клубов Ки­ ровского района, а для артистов выделены квартиры, и мы вернулись в давно ставший для нас родным Новосибирск. Тут уже коллективу жилось гораздо легче. Да и времена переменились — страна уверенно шла к победе. Радостные надежды окры ­ ляли всех нас. В это же время вернулся с Дальнего Востока, из армии, Сергей Сер­ геевич Бирюков. «Зыковы» были первой премьерой в Новосибирске после возвращения театра. Я уже писала о Гончаровой-Софье. Не только она была интересна в этом подлин­ но ансамблевом спектакле. Одним из ис­ полнителей роли Антипы Зыкова был Н. Ф. Михайлов. В этой работе он раскрыл в себе нечто новое, создал своеобразный характер, натуру широко русскую , мяту­ щуюся, беспокойную . Он был как бы про­ тотипом Егора Булычова. На вопрос Софьи: «Ну что ты все бродишь?», Антипа угрюмо, хмуро, как-то по-медвежьи отвечал: «Ме­ сто себе ищу». Эти слова являлись как бы сверхзадачей образа. И внешне Николай Федорович очень изменился. Он был и здесь красив, но красотою суровой, над­ ломленной, обреченной беспощадностью времени, где для таких, как он, не было места. Михайлов в решении характера Зыкова приходил к большим обобщениям, не те­ ряя при этом достоверности и конкрет­ ности. В этом спектакле было много актерских удач. Лесничий Муратов — С. С. Бирюков — едкий, желчный, разуверившийся во всем, растерявший идеалы своей молодости, с ехидным прищ уром глаз, тихим насмешли­ вым голосом. Все видел он в мрачных красках, все высмеивал. «День-то какой прекрасный!» — говорит Софья. «Жарко и пыльно»,— парирует Муратов. Тонко и уме­ ло приоткрывал Бирюков подлинную сущ­ ность страдающего, одинокого, может быть, слишком умного для своей тупой и пошлой среды человека. С. С. Лавров и С. И. Галуза играли сына Зыкова Михаила. Оба были по-своему ин­ тересны, оба точны. Их Михаил был умный, способный, добрый, но безвольный, бес­ сильный человек, которому было «нечем взять» жизнь. Критик Л. Фрейдкина писала: «Это горь­ ковский спектакль по колориту, языку и деталям, потому горьковский, что в нем бережно воссоздается все течение жизни, верно и глубоко складываются человече- . ские отношения, а главным образом пото­ му, что за этим воссозданием реальной жизни, за этой конкретностью встают горь­ ковские обобщения, его философские спо­ ры и убеждения». Это понимание пь(есы и лежало в нашем замысле. И хотя в мою задачу не входит рецензирование собственных спектаклей, но слишком большую роль в нем сыграл весь ансамбль, и потому нельзя не оста­ новиться, хотя бы кратко, на каждом ис­ полнителе.