Сибирские огни, 1980, № 10

156 В. П. РЕДЛИХ верить себе в любом обличье. Получалась острая сатира на продажность буржуазной печати. Второй удачей молодого Бирюкова была роль в пьесе Соммерсета Моэма «Обето­ ванная земля», поставленной вполне реа­ листически Иваном Григорьевичем Калабу- ховым. Сергей Сергеевич играл веселого и милого бездельника Реджи с детской ис­ кренностью и большим обаянием. Зрители награждали его аплодисментами еще до появления на сцене, когда за кулисами раздавался голос Реджи-Бирюкова. Возвращаюсь, однако, в «Красный фа­ кел», котором у С. С. Бирюков отдал двад­ цать восемь лет лучшего периода своей жизни. Он был не только актером, но и педагогом, заботливым д ругом молодежи, примером серьезнейшего отношения к те­ атру, примером принципиальности и само­ отдачи. Он и еще несколько ведущих ак­ теров, а также лучшие из молодежи соз­ дали ту неповторимую д р уж е скую атмо­ сферу, которая долгое время определяла стиль жизни театра, театра, чуж дого ин­ триг, демагогии, злопыхательства, мелкой вражды. На московских .гастролях к наше­ му театру от газеты «Правда» был прико­ мандирован писатель Всеволод Иванов. По окончании первого спектакля — это были «Зыковы» — он пришел поздравить всех сибиряков и сказал; «Когда открылся за­ навес, по началу спектакля я понял — это коллектив друзей». Так оно и было. Хочу сказать о Бирю кове-Каренине и За­ белине в «Кремлевских курантах» Н. П ого­ дина. Каренин как-то легко, органично, сам собой возник в работе. Грим, костюм, внешность Сергею Сергеевичу почти не приходилось искать. В юности Бирюков ви­ дел немало светски воспитанных, сухих, хо­ лодных людей. И он казался машиной, злой машиной, по выражению Анны. А вот во­ площение внутреннего движения характера потребовало больших раздумий, большого проникновения, и в результате Каренин представал и как «злая машина», и одно­ временно как страдающий человек. В его работе над погодинским За­ белиным было дорого то, что Константин Сергеевич Станиславский называл перспек­ тивой роли. В начале спектакля мы застаем Забели­ на-Бирюкова продающим спички у Ивер- ских ворот в порядке демонстрации и про­ теста «безработного инженера». Да и дома он угрюм , кутается в какой-то женский платок. В квартире холодно. Он постукива­ ет ногами в огромных фетровых фотах и сердито помалкивает. Но вот перед нами сцена возвращения старого инженеоа от Ленина и разговора с дочерью. Решение этого эпизода было самым неожиданным. Высокий, седеющий, помолодевший и сия­ ющий Забелин, ликуя, заявляет: «Я видел сейчас замечательного человека!» — и на­ чинает кружить дочку в каком -то диком вельсе, смеясь детски счастливым смехом. В зале долго не смолкали аплодисменты, а в сияющих глазах зрителей блестели слезы. Мне кажется, человечность, чувство справедливости, как личная черта Сергея Сергеевича, невольно окрашивала и его роли, конечно, в связи с главной целью — сверхзадачей характера. Он и в жизни о р ­ ганически не выносил демагогии, лжи, зло­ стных интриг, лицемерия, когда слово рас­ ходилось с делом. На одном из бурных общих собраний в период, когда начался распад прежде д р уж н ого театра, кто-то из актеров, чело­ век эгоистичный и равнодушный, враждеб­ но относившийся к коллективу, вдруг рас­ палился и стал гооячо проповедовать, как надо любить театр, как он любит театр. Всем была ясна грубая фальшь его дема­ гогии, но все смущенно молчали. Вдруг Сергей Сергеевич вскочил с места и за­ кричал: «Неправда! Вы не любите театр!» Он подбегал к каж дом у молчальнику-со- глашателю и, глядя в растерянные, вино­ ватые глаза, повторял: «И вы не любите... и вы... и вы...» Потом вдруг остановился, оглядел всех, грустно улыбнулся и сел. Этот его искренний, непосредственный вы­ пад неожиданным солнечным лучом про­ яснил атмосферу. Казалось,' каждый, нако­ нец, задумался над собой, над судьбой театра... Частой, достойной, интересной партнер­ шей Сергея Сергеевича была народная ар­ тистка РСФСР Клавдия Григорьевна Гонча­ рова, высокая, статная русская красавица с горячим сердцем и тонким юмором . Я упо­ минала ее веселую кум уш ку миссис П ейдж в «Виндзорских проказницах», но особенно своеобразно, точно и смело решала она образы горьковских женщин. Ее знамени­ тая Софья Зыкова покорила зрителей не только Новосибирска, но и Москвы, и Ле­ нинграда. Мне думается, если бы Горький увидел ее, она бы порадовала его своим обаянием, умом, чисто русской красотой. В этой роли ей была свойственна тонкая, подчас горькая усмешка над нелепостью, тупостью российских обывателей и бьющая через край любовь к жизни, какой она могла бы быть, мудрость человека, трезво и горько воспринимающего все подлое и мелкое и в то же время благословляюще­ го жизнь за то, что в ней так много пре­ красного. Вот это благословение жизни и любви звучало в ее Карениной. М ожет быть, ей не хватало утонченности светски воспитан­ ной аристократки, но искренность и под­ линная глубина трагедии Анны волновали, трогали зрителей. Спектакль долго ц^ел при переполненном зале в Новосибирске и на гастролях. М ож но многое сказать о ее ролях. Оста­ новлюсь лишь на роли матери в пьесе Ча­ пека «Мать». Мне думается, это был один из лучших спектаклей «Красного факела». В нем звучало предчувствие близкой войны. Начало роли определялось эгоистичной любовью к младшему сыну, безудержным страхом потерять его — последнего, кто у нее остался. Она крепко, цепко дер­ жала возле себя своего младшего, но. ко г­ да в первые же дни война обнаружилась во всей жестокости л бесчеловечности, сама схватила оставшуюся от погибшего